Теперь он снова пришел в дом, из которого пытались вымыть горе светом и весенним ветром, приглашенным в открытые окна. Пришел, задает вопросы и говорит, что почти уверен, что Раду убил отец – человек, от которого Надежда Павловна когда то увезла дочь, спрятав под чужой фамилией. А Яр пришел сказать, что у нее ничего не получилось.

И почему то она больше не пыталась его прогнать.

– Нет ничего. И я очень надеюсь, что Раде хватило… – она поджала губы и проглотила все неподходящие слова. – Что она не привела этого человека в дом моей матери. Я сама туда ездить не любила – мне там все о маме напоминает, – вдруг призналась она. – И чтобы он… чтобы этот человек… в этом доме…

Яр молчал.

Он вернулся в город и хотел сразу позвонить Норе, но узнал о ее поездках по дачам. И решил, что так будет лучше, потому что был уверен, что она ничего не найдет. Зато будет подальше от города и в компании Виталика, который хоть и Виталик, но все таки работает в милиции.

Нора была замечательной. А еще она была блондинкой и хотела, чтобы «этот человек» жил.

Иногда Яр представлял, что ее убьют. И не звонил ей. Потому что знал, что все вот вот кончится – ему обещали там, где черные кедры и догорающий костер, – а значит, Норе рядом нечего рядом с ним делать. Может, лучше наоборот быть к ней поближе, но он не мог позволить себе сторожить Нору. И не собирался, потому что у Норы совсем другая история, а общей у них нет и не могло быть.

К Яне он тоже не стал заходить. Сначала он узнал, где живет Володя и поговорил с ним. Тот рассказал, что Алиса умерла, Яна пьет, разбивает чужие машины монтировкой и стучит в бубен. И тогда Яр подумал, что ему жаль Алису, а Яна ведет себя как Яна, и ничем они друг другу помочь не могут.

Яна очень старалась – рассказывала сказки, пекла пироги и позволяла заражаться своим безумием, чтобы не ощущать собственного, но Яру это было не нужно. И он попросил Володю не рассказывать Яне, что он вернулся.

Недавно Володя позвонил и сказал, что Яна ушла.

Яр приехал к ней, увидел открытую дверь в брошенную квартиру, поговорил с соседкой и отправился в прокат. Нашел за стойкой очень расстроенную Лену, которая пыталась расставлять кассеты по алфавиту. Лена сказала, что Яна исчезла два дня назад, и Лема тоже нигде нет, и она ходила в милицию и к ее родителям. Но в милиции заявление не приняли, потому что Яна брюнетка и все ее знали, потому что за зиму она успела разбить несколько машин и пройти подозреваемой в убийстве. И пропала она совсем недавно. К тому же все были заняты – сторожили мосты. Лене ничего не оставалось, как прийти в прокат, который был так дорог Яне, и следить, пока она не вернется.

Или пока ее не найдут.

– Мы все тут дежурим, по очереди, – морща нос от золотящейся в воздухе пыли, сказала Лена. – Яна же такая… чувствительная. Вот когда прокат ограбили, она тоже сначала кричала, что ни ногой сюда больше, но ничего, коврик поменяла, лампочки перекрутила и успокоилась. А когда Алиса… – Лена тяжело вздохнула. Вытащила из под прилавка обрывок красной бархатной тряпки, придирчиво осмотрела его, а потом брызнула на стойку полиролью и растерла ее по темному дереву. – Когда Алиса решила… от нас уйти, Яна больше не захотела жить дома. Мы ходили сюда, но редко – нам казалось, что она не хочет нас видеть. Это ничего, Яна имеет право. Но теперь ее нет, а прокат остался. Кто то должен выдавать кассеты. Когда Яна вернется со своего берега… чтобы вернуться с берега, нужно, чтобы было, куда возвращаться, – сбивчиво закончила она.

– А что ее родители? – спросил Яр.

– Ой, Володя вообще пожалел, что пришел. – Уголки ее губ опустились так низко, что лицо превратилось в трагическую маску.