«От маньяка», – раздраженно подумала Нора, но промолчала, потому что девочка, хмурясь и добросовестно вспоминая чушь, которую ей наговорили, на самом деле сообщала ей очень важные вещи.

– От кого?

– От каждого из нас. В смысле, может зависеть от каждого из нас… короче, мы принимаем в какой то момент какие то решения, и не можем знать, какое именно решение прекратит бардо. Она сказала «это как играть в русскую рулетку, где каждое решение – камора револьвера. Мы не знаем, в какой окажется патрон».

«Очень мудрая мысль, ну просто охренеть какая мудрая. Кто то примет какое то решение – и что то случится».

– И что теперь, ничего не делать?

– Мы не можем ничего не делать, – философски вздохнула Инна. – В этом то и трагедия. Еще Яна сказала, – вдруг оживилась она, – что у кого то патрон окажется вероятнее. И ему лучше задержаться в бардо как можно дольше, может быть перейти в другое… как думаешь, может, она правда заперлась где нибудь с бубном и кино сутками смотрит? Ну типа там ходит, в своих этих пограничных состояниях по берегам рек?

Пришло время Норе пожимать плечами. Она пока не представляла, как искать Яну, если она действительно решит спрятаться. Только надеялась, что она не бросит свой прокат.

Если ее в этом прокате не прирезали и не закопали под грибочком в песочнице на ближайшей детской площадке. Нора бы совсем не удивилась – Яна выглядела и вела себя как человек, который должен закончить свою жизнь именно так.

Странно только, что Лем тоже пропал. Лем, вроде, был умнее и почти всегда говорил правильные вещи.

– Может быть, – наконец сказала Нора. – Ладно, значит, ты думаешь, Яна могла застрять в каком то своем бардо, а наше бардо в любой момент закончится – и это зависит от чьих то решений, но у тебя есть амулетик. Это хорошо. А теперь расскажи про воду.

Инна заговорщически подмигнула и запустила руку в огромную сумку, истыканную значками. Долго чем то гремела и шуршала, а потом, наконец, достала фляжку.

– Вообще то, на тебя может не подействовать, – серьезно сказала она. – Это… для нас вода.

Нора вдруг вспомнила банки, которые заряжала ее мать. Той водой полагалось лечить бронхит и умываться от прыщей. Прыщи, как ни странно, прошли – наверное, сгинули от отвращения, но все же Нора всегда испытывала к Чумаку подсознательную симпатию.

– Яна ее заряжает? Что то читает над ней, да?

Нора открутила фляжку и подозрительно принюхалась. Пахло металлическим горлышком фляги. Инна настороженно смотрела на нее исподлобья, и Нора сделала осторожный маленький глоток. Потом изобразила второй – смелый.

Нет, вода была не речная. Обычная вода, с легким металлическим привкусом.

– Нет. Я тебе скажу, но только тебе, ладно? Не пиши про это. А то все так делать начнут и такой бардак случится…

Нора с трудом подавила мученический вздох.

Яну она обязательно найдет. И таких ей вставит, что сразу перехочется стучать в бубны и лить детям во фляжки всякую дрянь.

– Ладно. Я чепуху какую нибудь придумаю и напишу, – подмигнула Нора. – Потому что все равно придется что то написать. А правду никому не скажу.

– Нужно воду настоять на именных табличках…

«Ну твою мать, – мысленно простонала Нора. – Надеюсь, они туда хотя бы не плевали… ну пожалуйста, хотя бы без слюней!»

– А потом по капле крови воде подарить. И можно пить. Так ты немного присваиваешь себе имена мертвых и их судьбы.

– Зачем тебе такая судьба? – спросила Нора.

Перед ней только что поставили пластиковую креманку с шариком мороженого, политого карамелью с острой ореховой крошкой.