Тяжело ступая на опухших ногах, он приблизился к ним.

– Я решил ждать, пока ты остынешь, придешь в себя, потом отправил тебе письмо. Оно вернулось нераспечатанным. Черт возьми, они все возвращались нераспечатанными! Тогда я отправил письмо с нарочным, но ты вышвырнул его за дверь, пригрозив отрезать ему уши. – Голос принца задрожал. – Но даже тогда я надеялся, что рано или поздно ты решишь воротиться в общество. Я непременно узнал бы об этом. И тогда у меня появился бы шанс встретиться с тобой…

Маркус сжимал руку Регины так крепко, что она даже испугалась, как бы он не сломал ей пальцы.

– Но ты не сделал этого, – вздохнул его высочество. – А потом я вдруг услышал, что Луиза начала выезжать, и усмотрел в этом возможность увидеться с вами обоими. Я не сомневался, что ты будешь рядом, ведь ты готов на все, чтобы защитить ее, верно? Ты не задумываясь сровнял бы с землей и мой Карлтон Хаус, лишь бы вырвать ее из моих объятий.

Маркус молчал – только смотрел на принца в упор немигающим взглядом.

– Неужели ты так никогда и не простишь меня? – хриплым шепотом спросил Принни. – Клянусь тебе, я ничего не знал! Я бы никогда этого не допустил!

– Думаешь, я поверю?! – взорвался Маркус. – Как ты мог ничего не знать? Или ты даже не заметил, что я куда то пропал?

– Заметил. И твоя мать объяснила, что в качестве наказания велела тебе сидеть в своей комнате. Она сказала, что еду тебе приносят и у тебя там полно книг.

Маркус коротко фыркнул.

– А когда она притащила меня извиняться, тебе ничего не показалось странным? Разве по моему виду не было ясно, что я провел эти дни не у себя за книгами?

– Наверное, ты прав. И я непременно обратил бы на это внимание, если бы не был слишком зол на тебя. Ты просил прощения, а в глазах у тебя застыла ненависть…

– А чего ты ожидал?! Я три дня подыхал в этом каменном мешке с крысами! Подобрав под себя ноги, я сидел в полной темноте в старом кресле, которое мать оставила мне, и размышлял, когда же они доберутся до меня! При каждом шорохе меня бросало в дрожь – мне казалось, что они вот вот набросятся на меня. А днем… днем было еще хуже, потому что днем приходила мать – посмотреть, достаточно ли я напуган, чтобы проглотить свою гордость и попросить прощения у ее любовника…

– Ты и твоя сумасшедшая гордость! – взорвался принц. – Почему ты не мог согласиться сразу? А потом прийти ко мне, все рассказать…

– И что бы ты сделал? Устроил бы ей скандал? Велел бы ей убираться? А что бы она тогда сотворила со мной?

– Ничего. Я поговорил бы с твоим отцом, а уж он позаботился бы о том, чтобы с ней сладить. – Принц подошел к Маркусу. Его разом постаревшее лицо стало похоже на страдальческую маску. – Веришь ли, до того самого дня, когда она вдруг набросилась на тебя с раскаленной кочергой, я даже представить себе не мог, какой она может быть… неуправляемой. Она всегда была очень темпераментной – этакая горячая молодая кобылка, – но под конец, когда наши отношения несколько утратили свою остроту, ты для нее стал единственной гарантией того, что я не брошу ее. Именно поэтому, в надежде смирить тебя, она… хм… была вынуждена прибегать к подобным суровым мерам.

– А ты, естественно, полностью ее поддерживал. Между прочим, просидеть в своей комнате три дня – это тоже довольно суровое наказание, особенно для ребенка.

– Не всегда. Ноя считал, что ты должен понять одну очень важную вещь: нельзя разговаривать со своим будущим королем как с каким то уличным бродягой. Я не сомневался, что она делает это ради твоего же блага. – Принни надменно расправил плечи. – Не хватало еще, чтобы ты прилюдно назвал меня сукиным сыном!

– Захотелось уважения, да? А тебе не приходило в голову, что для этого следует почаще держать свой гульфик застегнутым?!

– А ты не додумался, что в этом случае ты бы вообще не появился на свет?!

Гневные слова принца были для Маркуса словно удар дубиной по голове.