— Женщина должна быть слабой. Она себя должна чувствовать немножечко рабой мужчины, — выступала Зинка. — Но только немножечко. Чуть-чуть. Но мужчины такие хамы. Не обижайся, Ваня, я не про тебя говорю, но почему им всегда сопутствует хамство?

— Просто они чаще, чем женщины, говорят правду, вот и создаётся впечатление невоспитанности. Вежливость сама по себе — производное ото лжи.

— Даже так? — нервно хохотнула Зинка. — Откуда у тебя такая строгость к слабому полу?

— Это тебя не касается, — подсластил я ей неуклюжим комплиментом. — Слушая тебя, я всегда уверен, что ты говоришь только правду.

Зинка закусила нижнюю губку и испытующе на меня глянула. Я покорно сыграл с ней в гляделки, нисколько не досадуя на то, что она использует для самозащиты дешёвое кокетство. Им Зинка пыталась скрыть своё смущение, и в отношениях со мной избрала маску «опытной женщины», что меня весьма забавляло и устраивало, потому, что позволяло сохранять в наших отношениях известную дистанцию. Я догадывался, что Зинка ждёт от меня большей решительности, но на это я пока что не был способен, и всякий вспыхнувший порыв гас во мне, не успев разгореться.

На восьмое марта мы группой собрались вместе. Немного выпили, от этого стало как-то веселее и оживлённее. Включили магнитофон. Зазвучало танго, медленное и расслабляющее. «Что-то вроде ликёра», — определила Зинка. Она пригласила меня танцевать. Ничего особенного не случилось, но Зинка всю неделю дулась, а потом как-то очень скучно сказала, что я такой здоровый и сильный, а с женщиной танцую, будто это не женщина, а бутыль с серной кислотой.

С тех пор и повелись у нас с ней такие странные отношения, которые бывают между людьми, которые узнали друг друга до последних изгибов характера, уже почти расстались, но ещё не разошлись навсегда. Я себя чувствовал виноватым перед Зинкой, она — обиженной, и её-то я понимал. В тот вечер она предлагала всё и получила почти отказ.

— У меня есть идея, — заявила Зинка, и не успел я ответить, как она повлекла меня вниз по лестнице.

— Куда ты меня тащишь?

— В кино! — нервно хохотнула она. — Говорят, что фильм про любовь, как раз то, что надо.

Выпитая «Перцовка» весело зашумела у меня в голове, и я не устоял перед тем, что мне было обещано.

— В вечернем институте можно учиться всю жизнь, — сказал я. — А кино, особенно про любовь, как сказал великий вождь, является важнейшим из искусств.

Зинка не была красавицей, но в ней было что-то такое, что привлекало внимание мужчин. Я ловил эти откровенные, брошенные второпях взгляды, они мне нравились и не нравились, но Зинка, казалось, их не замечала. Она ловко, не отодвигаясь от меня ни на миллиметр, лавировала между прохожими и поглядывала на часики.

Билеты Зинка взяла заранее. Мы протиснулись мимо билетерши, походили по фойе, разглядывая фотографии актёров, выпили тёплой шипучей воды в буфете и купили мороженого.

Зинка меня не обманула: кино было про любовь. Он и она на фоне индустриального пейзажа. Он женат, работает в какой-то закрытой лаборатории, занят по горло всякими научными проблемами, о которых говорится, походя, вскользь. Она — инженер, очень умная, кроткая, но невезучая на мужиков. В лаборатории последовал взрыв. Он, пострадавший при аварии, попадает в больницу, куда она бежит сломя голову. Словом, учитесь быть добрыми.

Концовка фильма была ясна как божий день. Старая жена получила отставку. А он с новой едет осваивать дальние края, начинать новую жизнь.

Следя за ходом действия на экране, я поглядывал на Зинку, которая уютно откинувшись на спинку кресла, взасос переживала происходящее и, казалось, ничего не замечала вокруг себя.