Сессию, разумеется, он не сдал, а под конец написал такую анкету, что международный отдел рыдал целую неделю:

1. Имя и возраст – Хуанантонио Мартинесперейра, 19,5.

2. Специальность – Табаковод ударник.

3. Семейное положение – Мать есть, отец тоже.

4. Ваш любимый советский писатель – Солженицын  (это кто то из доброхотов пошутил: подсказал, что писать).

5. Ваши достоинства – Человек не должен себя хвалить.

6. Ваши недостатки – Недостаток финансирования.

7. Кем вы хотите стать после учебы? – Клоуном на лошади.

8. Несколько слов о комсомоле – Где можно купить комсомольские значки?

9. Ваш кумир – Мой сосед по блоку Миша Степанов.

10. Доверяете ли вы своим преподавателям? – Смотря чего.

11. Пожелания в свободной форме – Да хранит вас Дева Мария!

Начальник международного отдела вызвал Мишу на ковер и заставил все переписать: вместо Солженицына вставить Корнея Чуковского, вместо Степанова – Че Гевару, вместо Девы Марии – «Миру – мир!».

Но оказалось, что товарищ Хуан – это еще цветочки.

На следующий год к Мише подселили Дэвида Кокунаду из Центральной Африки.

По русски Дэвид знал всего три слова: «девочки», «водка» и «расист».

Каждое утро у него начиналось со звуков тамтамов, мощного негритянского хора и криков экзотических животных.

– Дэвид, выключи магнитофон! – колотил кулаком в стену Миша. – Ну имей совесть, в конце концов! Шесть утра!

Но поколебать черного человека не было никакой возможности.

– Ты не должен так со мной разговаривать, – воспитывал он Мишу на ломаном английском. – Я принадлежу к правящей народности нашей страны. Мой папа – личный повар Его Превосходительства. Ты, Миша, будешь сельским учителем, а я буду министром культуры.

К тому же выяснилось, что Дэвид является страстным коллекционером: не бабочек и даже не марок, а просто разнообразного барахла. Уже через месяц ему стало не хватать собственной комнаты, и вскоре к Мише переехал и соседский холодильник, и две коробки из под телевизоров. В коробках Дэвид хранил стибренные из ресторанов вилки, трусы знакомых женщин и учебники.

Главным сокровищем его коллекции был семикилограммовый чугунный бюст Брежнева, приобретенный на какой то толкучке.

– Он так похож на нашего главного бога! – умилялся Дэвид.

Вскоре конфликт между соседями перерос в открытое столкновение.

Стоял ноябрь. Голодный, злой и замерзший Миша притащился из библиотеки и тут обнаружил, что в его постели лежит незнакомая девушка. Причем совершенно голая.

– Дэвид сказал, что я могу у тебя пожить, – заявила гостья пьяным голосом и отвернулась к стенке.

Миша стоял над ней, как три медведя над спящей Машенькой.

– Эй, тебя как зовут?

– Вероника, – пробубнила девушка.

– Ты могла бы одеться, Вероника?

– Я не нашла свою одежду.

– Ты что, так пришла?!

– А то я помню!

Через несколько минут Миша выставил из своей комнаты и голую Веронику, и холодильник, и коробки с трусами.

Весь вечер Дэвид орал, как сирена воздушной тревоги. А на следующий день после лекций к Мише подошел его приятель Жека Пряницкий.

– Чует мое сердце, что тебя побьют. Глянь! – показал он за окошко.

Миша осторожно высунулся наружу.

Перед крыльцом института уже собралось все московское отделение племени Дэвида. Судя по телодвижениям, они жаждали крови.

– Что делать то? – затравленно прошептал Миша. В его голове с трудом укладывалось, что его, комсомольца и активиста, могут растерзать какие то африканские дикари.