Партия говорила, что это происходит оттого, что кругом развелись взяточники, бракоделы и спекулянты. Мол, как только вытравим их с корнем, сразу наступит коммунизм. А ты слушаешь и не веришь. Спекулянтов сажают тысячами, а лучше что то не становится. Да и с коммунизмом как то все неясно. Хрущев к какому году обещал его построить? К 1980 му. А сейчас уж 1983 й!

За границу ездить не смей, книжки самиздатовские читать не моги… Критиковать политику партии – это вообще чуть ли не измена Родине. Дали тебе двухкомнатную квартиру, зарплату в 120 рублей и путевку в санаторий «Солнышко» – будь счастлив. А всех несчастливых у нас аминазинчиком в спецпсихушках лечат. Ибо недовольными в самой лучшей стране могут быть только больные на голову.

Алекс попал на военную службу, купившись на рекламу. Уж больно все красиво показывали по телевизору: Честь и Мужество, Товарищество и Братство…

На самом же деле армейские будни Алекса заполнились Строевой Подготовкой и Занудством.

Армия не хотела, чтобы Алекс был героем. Она предпочитала видеть в нем маленький безотказный винтик в своем огромном механизме. Думать и принимать решения здесь не полагалось.

– Мне не нравится, когда чужие стремления выдаются за мои собственные! – возмущался Алекс дозвонившись до матери в Лос Анджелес. – Как только контракт истечет, я уволюсь.

Мама от подобных заявлений лишь тихо ахала:

– Но ты же всегда мечтал быть военным переводчиком! Теперь что же, вся твоя учеба пойдет насмарку? Ты столько труда положил, чтобы выучить русский язык!

– Мам, я все равно здесь ни черта не перевожу, кроме дурацких статей и складских документов!

– А что ты собираешься делать на гражданке?

– Пойду в университет, получу степень, потом, может быть, займусь преподаванием. Мне почему то кажется, что студентки будут обожать меня.

– Ты весь в своего покойного папочку, – устало вздыхала мама. – У него тоже цель жизни состояла в выпендреже.

Ну, определенная доля правды в маминых словах имелась. Алекс действительно любил производить впечатление. Во многом ради этого он и выбрал такую экзотическую профессию, как переводчик с русского. В самом слове «Россия» было заключено многое: трагедия императорской фамилии, драгоценные яйца «Фаберже», меха, икра, балет, скорбный трагик Достоевский… А с другой стороны – преступные планы коммунистов и ядерная угроза. Красота и порок в этой стране шли рука об руку и как бы проецировали себя на всех интересующихся Россией.

К тому же Алексу не пришлось особо надрываться, чтобы в совершенстве выучить язык: его бабка по отцовской линии была из старинной петербургской семьи, так что к семи годам он уже довольно бойко болтал по русски.

– Бабушка тебя все время портила, – утверждала мама. – Отправишь к ней нормального ребенка, а через месяц получаешь бог весть что. По английски говорить не хочет, сандвичи есть не желает, да еще и капризничает постоянно. Упрется как мул: «Я сам!» – и все тут! Шнурки завязывать – сам, мыться – сам… Даже стричься – и то сам хотел.

Алекс только посмеивался. Ему нравились подобные рассказы.

Бабушка Анна – строгая, сухая, с неизменной ниткой жемчуга на шее – была героиней его детства. Аристократка до мозга костей, она до самой смерти сохранила горделивую осанку и великосветские манеры. И дом у нее был ей под стать – резная мебель, бронзовые люстры на цепях, кровать с бархатным балдахином…

Бабушка совершенно не принимала такие достижения цивилизации, как замороженные продукты и музыкальные пластинки.

– Это же суррогат! – возмущалась старая леди. – Еда должна быть свежей! А музыку нужно слушать в опере или в концертном зале.