– Надо к Зинке идти, – сказал Жека и потащил друга в сторону студенческой столовой.

Из любви к Жекиным блудливым глазам кассирша Зина открыла Мише запасной выход. Задами и огородами он выбрался к метро и сел в поезд.

В голове роились планы обороны: «Шкаф прислонить к двери… Еще можно будет тумбочкой припереть… Эх, зря я холодильник вынес! Он тяжелый».

С величайшими предосторожностями Миша взобрался к себе на этаж. Здесь все было спокойно: все так же дремала за конторкой постовая старушка Марь Иванна, все так же шумел на кухне табунчик вьетнамской общины…

Прокравшись к своему блоку, Миша достал ключи. Но и внешняя дверь, и дверь в комнату Дэвида оказались незапертыми. Громко орал телевизор.

Терзаемый самыми тяжкими предчувствиями, Миша заглянул через щелочку к соседу.

Дэвид сидел на диване, прижав черные ладошки к щекам. В его глазах стоял нечеловеческий ужас.

По телику передавали последние известия: в далекой центральноафриканской стране произошел государственный переворот. Его Превосходительство был свергнут, все его сторонники казнены, в столице шли ожесточенные бои.

Миша на цыпочках отступил в свою комнату.

Через неделю Дэвид и его воинственные соплеменники отправились на родину – отвоевывать министерские портфели.

К пятому курсу Миша окончательно понял, что дружба между народами – это не для него.

– Не дай бог, в этом году опять подселят какого нибудь африканского царя! – делился он с Жекой своими опасениями. – Надоело! Ненавижу!

– Ничего ты не понимаешь! – отмахивался тот. – Иностранцы – это ж здорово! Шмотки, пластинки, экзотическая любовь…

– Да?! – негодовал Миша в ответ. – А ты когда нибудь нюхал жареную селедку по вьетнамски? А слышал, как поют индусы? А знаешь, что такое социальная справедливость по северокорейски?

– Что? – с искренним любопытством спрашивал Жека.

– Это вымыть половину чайника, а вторую половину оставить соседу по блоку!

– Тогда перебирайся в советский сектор! – разводил руками Пряницкий. – А я – на твое место.

«Перебирайся»… Подобные заявления донельзя раздражали Мишу. Он сам, своим трудом добился этой комнаты. Сколько часов было отсижено на собраниях! Сколько досок перетащено на субботниках! А Пряницкий что для этого сделал? Пару раз поприсутствовал при оформлении стенгазеты?

– Ты москвич, тебе не положена комната в общежитии, – топтал Миша Жекины мечты.

Несмотря на неприязнь к иностранцам, в глубине души он очень гордился своей причастностью к «загранице» и ворчал лишь для проформы: как барин, воротящий нос от гусиных паштетов и фазанов в белом соусе.

ГЛАВА 2

На дворе стояла Эпоха Великого Застоя. С одной стороны, вроде бы уже почти сорок лет в СССР не было войн, мало помалу поднимался жизненный уровень, все граждане свято веровали в то, что живут в самой лучшей стране на свете…

Но, с другой стороны, не все было ладно в советском «королевстве». Пошлет тебя жена в магазин за таким пустяком, как кофе, а кофе то и нету. Или есть, но за ним очередь, как в Мавзолей Ленина. И за сыром очередь, и за мясом очередь, и за зеленым горошком…

Непонятно: все работают от зари до зари, а купить нечего.

Еще непонятней было то, что самая лучшая страна на свете производила далеко не самые лучшие товары. Скажем, будет у тебя выбор: купить гэдээровскую коляску для ребенка или отечественную. Что купишь? Вот то то и оно. Импортное – оно и есть импортное: и красивее, и прочнее, и престижнее.

Партия говорила, что это происходит оттого, что кругом развелись взяточники, бракоделы и спекулянты.