-  Нет, я круглая сирота, - привычным скорбным голосом ответила Прасковья.

    -  Ладно, давайте собираться, переночуем на каком-нибудь постоялом дворе, - решил я.

    Проблема ночлега меня не особенно волновала. Июльские ночи в Москве совсем короткие, можно провести время и в седле, а с рассветом приискать себе временное пристанище.

    -  Иди, седлай лошадей, - велел я Ване, - только постарайся, чтобы никто тебя не видел. Хозяевам тоже ничего не говори.

    Паренек кивнул и вышел. Мы с Прасковьей остались с глазу на глаз. Не знаю, что ей помогло, молодость, здоровый организм или моя помощь, но выглядела она вполне прилично, туман в глазах исчез, и на плохое самочувствие девушка больше не жаловалось.

    -  Тебе стало лучше? - на всякий случай спросил я.

    -  Да, немного, только очень хочется есть.

    -  Что же ты раньше не сказала, - упрекнул я. Начинать сейчас возиться с едой было совсем не ко времени.

    -  Ничего, я потерплю.

    -  Пока Ваня запрягает, поешь хлеба с мясом.

    -  Как можно, сегодня же постный день!

    -  Да? - удивился я такой осведомленности. - Ну, тогда ешь один хлеб, здесь ничего другого нет.

    Девушка взяла краюху и начала есть, аккуратно отправляя в рот кусочки. Оруженосец с лошадями задерживался, и она успела доесть все до крошки. Ваня все не возвращался, и я начал беспокоиться, не случилось ли с ним чего худого.

    -  Пойду, проверю, что там с лошадьми, - сказал я и отправился на конюшню.

    Ночь была светлая. На серо-синем, до конца не потухшем небе видно было всего несколько самых ярких звезд. Я подумал, что для тайного отъезда время мы выбрали не самое удачное. Темных углов для засад в округе хватало, мы же будем видны как на ладони. Пожалуй, стоило подождать с отъездом, пока совсем стемнеет.

    Ворота в хозяйскую конюшню были открыты настежь. Я осторожно вошел. Пахнуло сеном и лошадями. Все казалось спокойным, во всяком случае, трупы при входе не валялись. Лошади, заслышав чужого человека, заволновались. Моего рынды и оседланных коней видно не было. Я обнажил саблю и, прижимаясь к стене, тихо двинулся внутрь. Какая-то лошадь громко всхрапнула и ударила копытом в гулкую деревянную перегородку.

    И тут я различил слабый, жалобный стон. Мне показалось, что стонет женщина. Откуда она могла взяться ночью в конюшне, было непонятно. Я, стараясь ступать неслышно, пошел в направлении звука. Нервы, как бывает во время опасности, напряглись, чутко реагируя на все происходящее, в кровь поступила приличная порция адреналина. И вдруг опять, уже совсем близко, застонала женщина. Теперь сомнений не было, голос был не моего рынды, а, несомненно, женский. Пришлось замереть на месте, чтобы меня не услышали. Я затаил дыхание и напряженно всматривался в темноту. Звуки исходили с того места, где хранилось сено. Там явно что-то происходило, было даже слышно, как шуршит сухая трава.

    -  Ой! Как мне сладко! - громко и отчетливо проговорила женщина. - Еще, милый Ванюша, еще!

    -  Аксюшенька! - откликнулся дрожащий голос моего пропавшего оруженосца. - Милая ты моя!

    -  Я вам сейчас дам, милые! - закричал я, и лошади откликнулись ржанием и стуком копыт. - Я с тебя, поганца, сейчас шкуру спущу! Нашел время черте чем заниматься!

    -  Хозяин! - взвизгнул парнишка. - Бежим!

    Однако бежать им было некуда. Передо мной предстало два белеющих в темноте тела.