-  Вот и мыслю я, - ласково, двумя руками погладил свой кубок Юрий Семенович. - Коли земли наши никуда убрать нельзя - так, может, нам тогда порубежье от поместий отодвинуть? Помысли, княже, сколь многих достатков от сего у нас появится! Коли порубежье окажется далече, то смерды новые у нас куда охотнее селиться станут, старые уезжать не захотят. Разору меньше будет - то любой поймет сразу. А коли так, то и цена поместьям враз подрастет немало. Может статься, и вдвое вырастет, и втрое.

    Андрей молчал, с трудом переваривая услышанное, а Друцкий наклонился вперед и шепотом, заговорщицки продолжил:

    -  Мало того, что нынешние земли подорожают. Мы ведь у иных бояр окрестных кое-что сейчас прикупить можем, а опосля продать втрое. Епископы и рыцари добро свое спускают, а мы подобрать можем задешево. У меня на примете у Владимиреца, у Ругодива, у Колываня [3] угодья продажные имеются. Что они ныне? Мусор никчемный, дешевка, хлам. Но коли Лифляндия русской окраиной станет, то и цена земле прибалтийской сам-пять подскочит. Русь - это ведь закон, порядок, покой, защита от бесчинств всяческих. От земли в пределах русских ни один хозяин али дворянин не откажется.

    -  Доходная получится сделка, - почесал в затылке Зверев. - Вот только как они окажутся этой самой «окраиной»? Нечто прибалтам опять в состав России захотелось?

    -  Как обычно, - повел бровью князь Друцкий. - Прийти туда надобно и занять.

    -  Чем занять? - все еще не понимал Андрей. - У меня всего семь десятков бойцов ныне в строю, у тебя, ведаю, вдвое больше наберется. Двести пятьдесят ратников. Ну, три сотни можно наскрести. Что такое три сотни даже для крохотного Дерптского епископства? Растворятся в просторе, никто и не заметит!

    -  Значит, надобно не нам вдвоем Лифляндию воевать, - невозмутимо согласился Юрий Семенович. - Надобно взор государев в сию сторону обратить.

    -  Ничего себе, - присвистнул Зверев. - Так ты, дядюшка, решил войну России и Ливонского ордена начать?

    -  Какая война, помилуй? - небрежно отмахнулся старик. - Нет боле никакого ордена. Сгинул, растворился, бледная тень былых героев токмо и осталась. Никто от Ругодива до Виндавы [4] и пальцем не шевельнет, дабы чужаков остановить. Нет ныне в них духа воинского, выродился, ровно в старых евнухах. Верно тебе сказываю, Андрей Васильевич, нынешним летом токмо к родичам плавал.

    -  Кровь детей боярских лить за наш с тобой прибыток, дядюшка? А хорошо ли это будет? Как Господу на Страшном суде о сем грехе рассказывать станем.

    -  О том и скажем, что ради славы государя нашего и имени русского старались, - моментально ответил гость, явно готовый к этому вопросу. - Рази не славно получится Руси нашей новыми землями прирасти? Нам с тобой прибыток малый получится, царству Московскому - куда как изряднее. Точно я тебе говорю, не сомневайся. Страны лифляндские ныне гнилому яблоку подобны. Сами в руки упадут, коли кто ладони подставить догадается. Не будет там крови никакой, вот те крест! - размашисто осенил себя знамением Юрий Семенович. - Оттого я и беспокоюсь, что каждый день ныне на счету. А ну, ляхи али шведы о том же пронюхают? Тогда уж не нам, а им вся добыча, все земли и люди достанутся. О сем варианте ты, Андрей Васильевич, не думаешь? Брать нужно Лифляндию, забирать в казну ныне же!

    Зверев молчал, забыв о вине и мясе, в голове стремительно проскакивали мысли, сталкиваясь, путаясь и противореча друг другу. С одной стороны - в войне он ничего хорошего не видел, с другой - школьный курс о деяниях Петра Великого настойчиво напоминал о важности выхода России к Балтийскому морю, обретения портов в Прибалтике, открытии новых торговых путей.