-  Я-то путешествую, - сделав пару глотков, отставил кубок гость, - а вот ты что-то дома засиделся, Андрей Васильевич. Откуда смирение такое в юные годы?

    -  Почему засиделся? - пожал плечами Зверев. - В Москву мы с Полиной выезжаем, к отцу заглядывали, места святые на Валааме посетили.

    -  В Москве бывал, а ко двору царскому не явился ни разу, - ухватился за слова Андрея князь Друцкий. - Сие есть неуважение великое. Мыслишь, неведомо государю, что ты милостями его брезгуешь? За содержанием денежным в Разрядный приказ ни разу не заглянул. Ладно, батюшка твой, боярин Василий за тебя серебро забирает. Однако же о небрежении сем царю непременно доносят. Ты, видно, гнева великокняжеского ищешь, ссоры с помазанником божьим?

    -  Плевать! - Князь Сакульский опрокинул кубок и разом опустошил его почти наполовину. - Плевать я хотел и на гнев его, и на милости. Не появлюсь в гадюшнике этом ни за какие коврижки. Что это за царь, который трон свой предателями и ворами окружает? Князь Курбский - подонок и предатель, на ляхов за деньги шпионит. На колу его место, а не в воеводах русских. Сильвестр с Адашевым в час болезни Иоанну изменили открыто, к Старицкому перебежали, крест ему на верность целовали и на трон затащить пытались. Их что - повесили, утопили, голову отрубили? Хрена там лысого! Как сидели в царских писарях у трона, так и сидят! Сам Старицкий и мамаша его, что золото боярам в Кремле раздавали и к свержению Иоанна звали, - где сейчас? На каторге, в монастыре, в ссылке? Фигушки, в свите царской они веселятся. Меня же, который заговор* смертельный разрушил, Иоанн вместо благодарности в колдовстве обвинил! И ладно сам взъерепенился - так ведь он с сына Дмитрия чар не позволил снять. Теперь сын его умер, царица наверняка хворая, отравители и изменники в любимчиках ходят, а все мы, кто в смертный миг на помощь к нему примчались - к чертям собачьим разогнаны! Да пропади он пропадом, правитель такой ненормальный! Не стану я его шкуру больше спасать, надоело.

    -  Государь милостив, Андрей Васильевич, и умеет прощать оступившихся, - осторожно возразил Друцкий.

    -  Юродивый на паперти пусть грешников прощает, - опять отхлебнул вина Зверев. - А царь измену должен карать, чтобы страну не разъедала. Измену - выкорчевывать, верность - возвеличивать! Такая его должность. А Иоанн, книжный червь, руки замарать боится, чистоплюй! Попомни мое слово, Юрий Семенович, за его великодушие народу потом не раз кровью платить придется.

    -  Надеюсь, про мысли сии ты боле никому не сказывал? - кашлянул гость. - Времена ныне такие, иной друг и соглядатаем оказаться может.

    -  Говорил, - хмыкнул Зверев. - Царю в глаза прямо и сказывал. Так что доносить ни к чему, он про меня все знает, не обольщается.

    -  Вспоминает он тебя, сказывают, - задумчиво провел пальцем по окружности кубка князь Друцкий. - Как азбуку приходскую отпечатали, поминал, как хор в консерватории первый раз запел. Полки стрелецкие повелел твоим обычаем обучать. Там именем твоим учение и нарек. Мыслю, зла он на тебя не держит…

    -  Еще бы он зло на меня держал! Ничего наш царь ни на кого не держит - ни зла, ни благодарности. Нюня мягкотелая.

    -  Вижу, это не он тебя, а ты его с глаз долой отослал! - улыбнулся Юрий Семенович. - Может, помилуешь все же властелина нашего? Как-никак, правитель всея Руси, наследник древних кровей.

    -  Да мне и так хорошо. Я здесь, дома, с семьей. Вижу, как дочки растут, за хозяйством приглядываю, промыслы новые затеваю.