|
Закурил «Магну», несмотря на запрет капитана курить в кабине. А пусть его! Пусть только откроет свою пасть, сволочь такая! Он ему такое выдаст – век будет помнить! Надоело подчиняться придуманной кем‑то ради собственной выгоды морали, жить по уставу и правилам – движения, поведения, безопасности, пользования тем, что принадлежит всем одинаково; надоело быть закованным в рамки, жить по законам общества, давно находящегося в состоянии свободного падения. И если раньше от него скрывали существование другой – сытой, богатой, вольной – нормальной жизни, то теперь он знает, что она есть, и что он, Серега Онищенко, не настолько глуп, чтобы шагать по ней под конвоем.
В расчищаемых дворниками полосках ветряка болтался задок автопоезда. На перекрестке Новгородской и Череповецкой улиц уже мигал зеленый сигнал, и если бы удалось обойти эту дуру с заляпанными грязью номерами, можно было бы проскочить мимо последнего светофора и выйти на скоростную трассу! «Да пошел ты!» – выругался Онищенко, увидев, что автопоезд замедляет ход, и рванул влево, выжимая педаль до отказа. Какой‑то кретин на встречной «шестерке» обходил попутный «ЗИЛ», на полкорпуса забрав за сплошную осевую. Онищенко рванул вправо, но его кабина находилась уже на уровне автопоезда; он инстинктивно ударил по тормозам, задние колеса юзом заскользили «жигулям» навстречу. Водитель «шестерки», шедшей на скорости никак не меньше 100, попытался отвернуть в последний момент, но было слишком поздно: мощный удар о ступицу «урала» перевернул «шестерку», она подпрыгнула в сторону и вверх, приземлилась на бампер, превратившись в гармошку, перевернулась вверх колесами и взорвалась. Но Онищенко всего этого уже не видел: не соображая, что делает, он изо всех сил крутанул баранку, вылетел на перекресток и врезался в бетонную опору. На асфальт посыпались осколки ветрового стекла, окрашенные его кровью.
12
Похоже, этот парень и в самом деле профессионал. Случайность выбора исключала «подсадку»: не станут же они специально помещать объявление в газете, которую он никогда не покупал раньше. Пятьсот долларов должны были произвести впечатление, но даже если он ошибся и сыщик предпочтет отличиться перед властями – какой у него, старика, провозглашенного сумасшедшим, был выбор? А раз никакого – оставалось набраться терпения и ждать. Как жаль, что он не знает руководителей «Концерна» по фамилиям! Сейчас они занимают ключевые посты в государстве и готовят, готовят, готовят то, что может положить конец миру в той форме, в какой он существует до сих пор, перекроить его на свой лад, и даже если в результате этого жизнь изменится к лучшему, то далеко не для всех. По крайней мере, его подопытных уже не вернуть. Сколько их?.. Сотни?.. Ведь он работал не один, каждый, кого «Концерн» привлекал к работе в зоне, шли к цели своим путем, и пути эти неизбежно прокладывались по трупам. Сейчас никто уже не поверит в его благие намерения. А ведь уникальное инженерное решение автоматизированных систем и научное обоснование Сашкиного раскодирующего сигнализатора еще тогда, двадцать лет назад было представлено ими и в президиум академии, и в Правительство. Наивные! Они желали всенародной поддержки, признания революции в биофизике и кибернетике, всемирного приоритета советской науки; шутя, читали друг другу нобелевские лекции… И дождались! Сашку сослали, а он начал обивать пороги учреждений, тщетно сотрясая воздух затхлых кабинетов, пробовал пить, потом уехать в Израиль, у него забрали лабораторию, вынудили уйти из академии и, наконец, упекли в клинику – тюрьму (с запомнившимися почему‑то синими лампочками на голых проводах, от холодного света которых безумные лица казались потусторонними). Если бы его тогда поддержали коллеги, друзья, если бы власть предержащие действительно оказались теми, за кого себя выдавали, и заботились об Отечестве не на словах!. |
