Оперативно сработали криминалисты. Методом ИК‑спектроскопии они определили, что поверх слоя фабричной белой краски нанесен слой песочного цвета, а время покраски совпадает со временем угона, которое было установлено по системе «Автопоиск» через 20 минут: угонщики не удосужились перебить номера на двигателе и шасси. Полгода назад об угоне автомобиля, принадлежавшего СП «Материк», было заявлено директором этого, ныне не существовавшего предприятия.

На стол Илларионова легло два заключения экспертов‑автотехников, между которыми возникли разногласия. По одному из них, согласно схеме послеаварийной дорожной обстановки, положению объектов и их координатам, автомобиль взорваться не мог. Другой эксперт, ссылаясь на показания свидетелей, схему аварии и состояние топливной системы, зафиксированной приборами, приходил к выводу о закономерности взрыва. Илларионов был вынужден назначить криминалистическую экспертизу и поручил Славе Воронкову контроль за ее скорейшим проведением. В постановлении о назначении кримэкспертизы, адресованном НИЛСЭ, вслед за кратким изложением существа дела была сформулирована целая колонка вопросов, главным из которых Илларионов посчитал два:

1. Причины взрыва автомобиля «ВАЗ» (химический анализ обломков, подтверждающий наличие или отсутствие взрывчатых веществ).

2. Трассологические исследования с целью установления возможного знакомства Лжелеонидова с пассажиром, чье тело покоилось в морге 1‑й Градской больницы.

– Как только что‑нибудь выяснится – ноги в руки и ко мне, понял? – напутствовал Илларионов Славика, с которым они проработали не один десяток дел. – Если я что‑то забыл – сообрази сам, но выписку из заключения неси по 80 УПК – при едином мнении! Мне нужно знать точно.

В 13.55 – за пять минут до открытия кассы – он позвонил Крабову. Лжелеонидов находился в прежнем состоянии, чем огорчил и Илларионова, и зашедшего узнать о ходе расследования окружного прокурора Чехерева.

В НИИ судебных экспертиз Минюста Илларионов решил отправиться сам, совмещая полезное с приятным: лично поговорить с графологами и химиками, колдовавшими над обгоревшим портфелем, и отвезти долгожданные 280 тысяч «умирающим от голода» домочадцам – благо было по пути.

Дома он застал сборы: жена собиралась на обследование в клинику по поводу злокачественной опухоли. Илларионов был почему‑то уверен, что все обойдется, что это не более, чем самовнушение, но, глядя на ее желтое, покрывшееся сетью морщин лицо и мешки под глазами, на то, как деловито, с какой‑то обреченностью в движениях она укладывала в сумку мыло, полотенце, заворачивала в газету домашние тапочки, не удержался – обнял жену.

– Не принимай близко к сердцу, – улыбнулась Клавдия Николаевна.

– Главное, держи хвост пистолетом, уши топориком. Все будет хорошо, вечером я к тебе приеду, – сказал Илларионов.

Внучка с перевязанным горлом украдкой сунула в карман деда румяное яблоко. Наотрез отказавшись от еды, Илларионов отдал дочери распоряжения по дому и поспешил к лифту – внизу ждала выделенная на два часа машина.

Симонов считался в лаборатории одним из лучших экспертов. Илларионов застал его за работой: растерев пробу пепла в ступке, он обрабатывал порошок кислотой:

– Задал ты мне уравненьице, – не отрываясь сказал эксперт. – Вообще я кое‑что там прочитал и, по‑моему, игра стоит свеч. Треть бумаг уцелела, по ним можно вполне установить содержание. Даже грифы сохранились: «Строго секретно», «К делу не приобщать»… Вот и такой есть, – протянул он Илларионову уголок с обгоревшим краем, на котором едва различимо проступало: «По прочтении сжечь».

– Вот и сожгли, – усмехнулся Илларионов. – Что скажешь, Митя?

Симонов молча пожал плечами, поместил смесь в спектрофотометр.