Подполковник Камаев молча снял телефонную трубку…

В девятом часу дверь в палату‑одиночку, где помимо больного, лежавшего под капельницей, находился лейтенант Крильчук, тихонько отворилась, и на пороге появилась улыбчивая медсестра Зоя с чашкой чая и пирожным на блюдце.

– Попейте чаю, – сказала лейтенанту шепотом. – Свежий, только что заварила. Мятой пахнет.

– Спасибо, – поднялся навстречу ей Крильчук. – Вы сегодня всю ночь дежурите?

Она улыбнулась, игриво сделала ручкой и выскользнула за дверь. Крильчук подумал, что хорошо бы с ней познакомиться, несмотря на наличие жены и годовалого ребенка – так, на всякий случай.

Лжелеонидов дышал значительно ровнее вчерашнего. Вечером он опять приходил в сознание, оглядывал потолок испуганными глазами. Медсестра Лада перед сменой заменила ему капельницу, дежурный врач проверил пульс, пробормотал: «М‑м, вполне, вполне», – и удалился в ординаторскую.

Крильчук с наслаждением выпил ароматный, начинавший остывать чай, съел пирожное. «Если все будет о'кей, и этот неизвестный в гипсе и бинтах заговорит, надо будет, прощаясь с персоналом, неприменно купить торт…» Он почувствовал, как сон смыкает ему веки. Сегодня днем, когда Валерка Арнольдов пришел ему на смену, стоило поспать. Но Нежин, руководивший оперативной работой, просил явиться в Генпрокуратуру, потом набежали домашние дела и поглотили время, запланированное на сон.

Он несколько раз присел, отжался, отгоняя аморфное состояние, хотел сходить в сестринскую отнести Зое чашку с блюдцем, но подумал, что там может оказаться врач, и через него о нарушении инструкции станет известно Нежину. Крильчук вернулся в кресло, достал из кармана книжку – какой‑то американский триллер, записанный с экрана – и попытался читать, но строчки прыгали, буквы сливались в серые размазанные полосы, будто пыль попала в глаза. Он с досадой подумал об отведенной ему, молодому, вышколенному контрразведчику роли сиделки, о том, что на эту роль подошел бы и постовой милиционер, но тут же решил, что раз послали его, значит, здесь и нужен молодой и вышколенный, и быть может, на этом участке решается сейчас успех работы всей группы, если этот Лжелеонидов завтра заговорит, то и ему, лейтенанту Крильчуку найдется боевая работа – по захвату тех, кого он назовет на допросе… Вон, Арнольдов – капитан, старше по званию, тоже сидел здесь весь день – и ничего… Раз секретно – значит, секретно… никаких постовых… группа из отбор… ных… спецов… круг ограничен… постановлением… генерального… гор‑дить‑ся… надо…

Книжка упала на пол, но лейтенант Сергей Крильчук был уже не в состоянии поднять ее: запрокинув голову, он погрузился в глубокий сон.

Каменев вышел во двор. Солнце уже село, но прогретые стены и асфальт дышали теплом. Запах прелых листьев смешивался с дымом костров на окрестных дворах. На тюремной стене в строительных лесах алел транспарант:

«ИСПОЛНЕНИЕ НАКАЗАНИЙ НЕ ИМЕЕТ ЦЕЛЬЮ ПРИЧИНЕНИЯ ФИЗИЧЕСКИХ СТРАДАНИЙ ИЛИ УНИЖЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ДОСТОИНСТВА».

«Если инструкция нарушается "во имя гуманности", не проще ли вообще поить приговоренных снотворным и расстреливать во сне? – подумал Каменев. – Тогда придется всего‑навсего подделать одну подпись – в графе "С содержанием ознакомлен…"

Он вышел на улицу, сел в поджидавшую у ворот «волгу», распорядился:

– На Каштановую, 32.

– Вы в самом деле считаете, что разделение общества – естественный процесс? – спросил разговорчивый лейтенант, едва машина, развернувшись, устремилась к центру города.