– Ванька! Совсем забыл про него, шельмеца!
– Вы сейчас о том надежном человеке, которого не должны били учуять? – уточнил Шувалов.
Преображенец кивнул, тяжело поднялся и сквозь туман, паривший над полом, направился к окну, приоткрыл и окликнул Степана.
– Чего изволите, барин? – для тех, кто находился в комнате голос мужика звучал очень глухо, словно тот был далеко.
– Скажи моему денщику, чтоб посвистел, как назначено, он поймет! – распорядился Белов и вновь закрыл окно, отсекая всех от внешнего мира.
– Это и есть ваш надежный человек, которого никто не опознает? – слегка иронично осведомился Шувалов. – Ваш денщик? Его же каждая собака в Питерсхоффе знает!
– Это не Василий, – хитро улыбнулся в ответ Белов. – Хотя вы правы, ваше сиятельство, это – солдат Преображенского полка и собаки теперь его точно знают!
Глава 4
Ждать пришлось долго. Во всяком случае, так показалось из-за напряженного молчания, царившего в комнате.
У Насти на языке вертелось бесчестное количество вопросов к Анне Михайловне, но задавать их при Шувалове девушка не решилась. Сам же граф, решив поберечь силы, снял заклятие от чужих ушей, после чего погрузился в сосредоточенное молчание. Молчал и Белов. Гриша даже прикрыл глаза и, как показалось Насте, задремал.
Тем не менее, именно преображенец своим чутким звериным слухом уловил, как к дому кто-то идет. Гвардеец выпрямился и широко улыбнулся.
– Сашка пришел, – радостно возвестил он.
Впрочем, зычный кавалерийский голос посетителя, вопрошавшего, где разместили офицера преображенского полка Григория Белова, услышали уже все. Анна Михайловна неторопливо поднялась и подошла к дверям.
– Сашенька, голубчик, этак вы мне всех слуг распугаете! – хозяйка дома протянула незваному гостю руку, которую Левшин почтительно поцеловал.
– Прошу прощения, Анна Михайловна, но ваш слуга не желал меня пускать! – скоро раскланявшись с присутствующими, измайловец подскочил к другу и заключил того в медвежьи объятия. – Ну Гришка, ну дал ты нам всем жару!
Объятия сменились похлопывания ми по плечу и спине, заставившими Белова невольно охнуть и схватиться за рану.
– Тише ты! Убьёшь ведь! – проворчал гвардеец.
– Тебя убьёшь, как же! – счастливо рассмеялся Левшин, вдруг замолчал, с удивлением смотря на преображенца. – А у тебя глаза синие…
– Всю жизнь такими были, – отмахнулся Белов, вновь падая в кресло и хмуро поглядывая на Шувалова.
Граф ехидно посмеивался.
– Да нет же! У тебя были желтые, звериные, а сейчас…
Настя отвернулась, чтобы скрыть предательский румянец.
– Саш, давай потом, а? – предложил Григорий. – Я ж тебе не девка, чтобы на глаза мои заглядываться.
– Потом, так потом, – покладисто согласился друг, сосредотачиваясь на стоявших на столе яствах.
Перехватив голодный взгляд незваного гостя, Бутурлина улыбнулась.
– Сашенька, а вы присаживайтесь к столу, угощайтесь! Александр Иванович ведь ваш тезка и против не будет!
– Вы Анна Михайловна, может еще предложите остальным, между нами, садиться и желание загадывать! – хмуро заметил Шувалов.
– Отчего ж не загадать? Главное, чтобы желание было! – хозяйка лично разлила чай и только что успела передать чашку Левшину, когда в саду раздался шум, лай собак, сменившийся грозным рычанием и скулежом.
Затем послышались истошные вопли девок, крики «стой, куда» и огромный пегий пес впрыгнул в комнату через окно, выбив свинцовую раму. Пол комнаты усыпали осколки.
– Ванька, ты что творишь! – прошипел Белов вновь вскакивая. Он обернулся к хозяйке дома: – Анна Михайловна, простите, бога ради! Я возмещу ущерб!
– Ничего, Гришенька, правда Александр Борисович расстроен будет, что все без него происходило, – слегка наигранно вздохнула та. |