Графу все казалось, что он упускает что-то важное. То, что могло дать нужные ответы, оставалось лишь правильно задать вопрос. Это и было самым сложным.
«Люди не идеальны, кто-то да ошибется!» – напутствовал Александра Шувалова когда-то Яков Брюс. Учитель наверняка бы давно все понял и указал виновных. Во всяком случае, сам начальник Тайной Канцелярии искренне в это верил.
Граф еще раз прокрутил в памяти все события.
Единственная зацепка, которая была у начальника Тайной канцелярии – дом мадам Амели, где все и встречались. Но, с другой стороны, где встречаться, как не в доме Свиданий.
Мадам Амели… Шувалов знал её достаточно давно. Не раз пользовался услугами её девочек, как осведомителей, остальным, правда, брезговал, хоть и предлагали… могла ли хозяйка, так усердно сотрудничавшая с Тайной Канцелярией, быть в чем-то замешена? Почему бы и нет?
На этих мыслях граф устало прикрыл глаза. Исходя из этой логики, замешан может оказаться весь двор. Нет, камер хватит на всех, да и палачи найдутся, но дальше-то что?
Вряд ли государыня будет довольна происходящим, этак и в ссылку самому отправиться можно. Значит, надо искать, перевернуть каждый камень, но найти того, кто похитил бумаги Якова Вильямовича.
Вздохнув, граф открыл папку из темной кожи и начал перебирать листы со своими записями. Шувалов помнил их наизусть и все равно в полумраке кареты до боли в глазах вчитывался в слова, словно надеясь прочесть что-то новое.
Что-то постоянно ускользало… Появление невесты Белова в столице, мертвый крестьянин, солдат, научившийся преображаться в пса, оборотень, кружащий вокруг ведьмы… а ведь все началось с того, что Платон Збышев угодил в крепость… эти документы тоже были подложены в папку, граф затребовал их, но так и не удосужился прочитать.
Теперь время нашлось. Прочитав свидетельства тех, кто дал показания против отца Насти, Шувалов выругался и затем дернул за шнур колокольчика, останавливая карету.
– Разворачивай в крепость, – мрачно приказал кучеру. – И поживее!
Карета влетела в ворота, даже не дожидаясь остановки, Шувалов выскочил и вновь направился к Кронверкской куртине, вихрем ворвался в пыточную.
– Где?
– В камере, оттащили… – палач деловито сворачивал кнут. – Да вы не волнуйтесь, ваше сиятельство! Все сделано так, как вы приказали… жить будет!.. наверное…
– Наверное?
– Совсем слабый оказался… – палач надел рубаху и рукавом утер пот со лба. – жарко сегодня…
– Где камера?
– Пойдемте, провожу.
Волков лежал на соломе и стонал. Вся спина была испещрена розовыми следами от кнута. Кое-где кожа лопнула, и теперь там виднелись кровоподтеки. Глаза заключенного были закрыты.
– Я же сказал: не убивать и не калечить! – резко произнес начальник Тайной канцелярии.
Палач вздрогнул всем телом.
– Дык это… – забормотал он. – Слаб оказался… я ж только кнутом слегка и на дыбе того…
– «Того»! – передразнил Шувалов, в тайне радуясь, что может хоть на ком-то выместить свое раздражение. – Теперь вот силы на него трать…
Он коснулся пальцами потного лба Волкова, прошептал заклинание. Пленник вздрогнул всем телом, несколько раз судорожно вздохнул и открыл глаза. При виде начальника Тайной канцелярии, брезгливо вытиравшего пальцы белоснежным платком, заключенный задрожал всем телом.
– Пощадите, ваше сиятельство! – истошно почти по-бабьи запричитал он. – Я же все сказал!
– Про ведьму что промолчал?
Лицо Волкова перекосило от испуга.
– Я не виноват! – начал бормотать он, сквозь силу становясь на колени и подползая к Шувалову. |