Мира, счастливая, распахнула окна и похлопала по подоконнику, приглашая Маню запрыгнуть и оценить работу. Кошка спланировала, как кузнечик, и, увидев перед собой клетчатые облака, клетчатые верхушки деревьев, клетчатые крыши домов, а на них клетчатых ворон, вопросительно подняла на хозяйку влажные глаза.

«И это на всю жизнь?» – спросила она безмолвно.

– Ну да, – ответила Мира. – Но зато ты в тепле, сытая, здоровая, ухоженная. Разве не об этом ты мечтала, замерзая на улице?

Маню разрывало на части. Да, она мечтала, но это было в преддверии зимы, а сейчас лето, возможно, последнее лето на этой планете.

Новости оглушали ее ненавистью, призраком ядерной войны, испытанием химического оружия, беспилотниками, разрушающими мирные дома… Будет ли следующее лето???

За окном послышался сатанинский вопль, перерастающий в сирену. Это ее женихи – полосатый и пятнистый – дрались за другую кошку, не Маню.

Терпение лопнуло. На кухне лилась вода, домработница мыла посуду, на улице меняли теплотрассу, трактор с ревом вгрызался в асфальт, кроша его в пудру. От этого звука тихо вибрировала Венера, стыдливо прикрывающая тканью безупречные телеса.

Маня с разбегу кинулась ей в ноги и ударила основание статуи левым боком. Богиня пошатнулась, ахнула, насколько может ахать холодный мрамор, но устояла и, будь у нее руки, еще бы крепче вцепилась в каменные тряпки. Маня вскочила на подоконник и оттуда с размахом снова прыгнула на скульптуру. Венера покачнулась еще сильнее, но вновь, истерично балансируя, поймала равновесие.

Маня на секунду оценила свои силы, взлетела на рояль, и, разъезжаясь лапами по немецкому добротному лаку, спикировала прямо на шею мраморной дивы. Венера рухнула плашмя, как падает срубленное сухое дерево. Коснувшись пола с диким треском, ее голова разлетелось на сотни осколков, тело разметалось по паркету десятками фрагментов, постамент с закрепленной ступней беспомощно перевернулся на бок. На грохот, заглушивший рев уличного трактора, выскочила домработница и завизжала так, будто они с Венерой не один год вместе выпивали и крестили детей.

Ошалевшая Маня, собранная в пружину, сидела в углу, прижав к голове то, что осталось от ушей.

– Ах ты, сука драная! – заорала на нее уборщица. – Все, с меня хватит!

Она рывком открыла балконную дверь, сначала первую, затем вторую – с сеткой – и дала Мане мощного пенделя под зад. Кошка вылетела футбольным мячом на балкон, оттолкнулась задними ногами от кафеля, вспорхнула на перила и, поскользнувшись, скребя когтями о металл, потеряла опору под ногами. Десятки ворон в момент оказались на верхушках деревьев и задрали головы, чтобы лично засвидетельствовать этот полет.

Черная Маня, размахнув лапы ковром-самолетом, словно в замедленной съемке, пикировала на землю. И все, что неслось под ней и над ней, было лишено тюремной сетки. Васильковое небо, пломбирные облака, верхушки божественно пахнущих лип с пупырышками соцветий, гроздья снежных опушенных тополей, черные дрозды и оранжевогрудые зяблики в глубине ветвей. Блюдце искусственного пруда с рыжими скандальными кряквами и серыми пушистыми утятами, плывущими ровным косяком. Разноцветная человеческая малышня, снующая у воды. Лимонная полянка одуванчиков величиной с ладошку, что по мере приближения превращалась в золотой ковер.

– Браво, Маня! Земля тебе пухом! – крикнула с нижней ветки Квакила, за считанные секунды сменив брезгливость на искреннее восхищение.