– Пока не знаю. И чем же тебе угодила Маня?

– Тем же, что и тебе. Статуя свободы отдыхает. Так что закапывай ее земную шубку и прекрати реветь.

– Слушай, коль уж ты здесь, – замялась Мира, – сделай это для меня или попроси Всевышнего! Я устала разруливать, улаживать, смягчать ваши с ним замыслы. Дайте мне обычную жизнь. Как у людей.

– Ну, дорогая, знаешь ли… – вздохнул Ангел.

– Работа есть работа, – перебил его малыш, сидящий справа на перилах.

– Эй, а ты кто такой? Лысый! – взметнулась Мира.

– Это мой ребенок, – сказал Азраил.

– Ты же не имеешь права иметь детей! Не имеешь права ни к кому привязываться! – разгневалась Тхор. – Если Господь разрешил тебе такую роскошь, так, может, и мне разрешит побыть просто женщиной?

– Ничего он мне не разрешал, – потемнел ликом Ангел. – Просто так вышло. Нечаянное счастье…

– А эта подхалимка что с тобой делает? – ткнула она пальцем в Квакилу. – Почему она тебя видит? Сдохла, что ль?

– Нет. Это же птица. Им всем дано меня видеть…

Гордая Квакила подобострастно запрыгала вокруг Азраила и в знак подтверждения слов Духа вырвала неоновое перо с его крыла.

Мира махнула на них рукой и продолжила колотить лопатой твердый неподдающийся грунт. Еще долго они наблюдали, как избранная еврейская женщина голыми руками выбирает щебенку из земли, укладывает пушистое тельце в яму и заваливает его камнями. Затем грязными ладонями размазывает тушь по щекам, садится рядом с могилой и горько плачет.

– Ну ты все поняла? – спросил Азарил суматошную Квакилу.

– Поняваааа, – картаво проклокотала она в ответ, трепыхаясь от гордости за отведенную ей роль.

* * *

Чем крупнее и активнее становился плод в Маргошином чреве, тем больше страхов колотилось в ее голове. Мир представлял сплошную угрозу. Любая вещь существовала не сама по себе, а с единственной целью – навредить ребенку. Закипающий чайник рождал образы облитого кипятком живота. Штора, задень ее ненароком, должна была обвалить на новорожденного тяжелый карниз. Картина грозилась упасть и вонзиться углом в нежное тельце. Лампочка в люстре могла лопнуть от перенапряжения, осыпав ребенка мельчайшими осколками. В йогурте зарождалась колония ядовитых бактерий. Любой транспорт – от самоката до троллейбуса – непременно готовился наехать и лишить жизни.

Особенно страшно Маргоше было переходить кипящий проспект Мира по длинному пешеходному переходу. Этот тоннель напоминал черную реку, через которую Харон возил тени усопших в царство мертвых. Стоило лишь спуститься по ступенькам, как солнечный свет обрывался, сменяясь тусклым электрическим мерцанием. В стены тоннеля вжимались странные фигуры, одна кошмарнее другой, словно картины в зловещем музее. Старуха на коленях, бьющая поклоны. Инвалид с обнаженной ногой в язвах. Старик, торгующий копченой рыбой в картонных коробках. Псевдоученый, предлагающий новейшую разработку – подвижную рамку от нечистой силы. Парень с тремя дрожащими собаками. Тетка с табличкой, просящая на билет до Вологды. Возле каждого стояла баночка с монетами и мелкими купюрами, для наполнения которой всякий повторял свою мантру.