Все-таки он такой еще глупенький.
– Вы сами за ним присмо́трите, просто нужно лечиться, – ободрил хирург, в душе осознавая лживость своего пророчества.
Выйдя из квартиры, Вадим передернул плечами, пытаясь стряхнуть с себя шлейф всеохватной безысходности. Маргарита не любила созерцать его после работы в таком состоянии, поэтому он спустился во двор, набрал полную горсть колючего подтаявшего снега и окунул в него лицо. Заледеневшие крупицы пустили слезу на горячей коже, капли потекли по запястью под рукав, обжигая холодом, словно игла, введенная в вену коллегой-анестезиологом.
Через два дня, вернувшись в ординаторскую после операции, Вадим обнаружил в телефоне одиннадцать пропущенных звонков.
Ткнул в незнакомый номер, пропустил пару гудков и услышал на другом конце всхлипывающий голос.
– Вад-дим Семеныч, эт-то Тим-мофей. Мам-му увезли на скор-рой, подтвер-рдили опухоль в кишках, готовят к опер-рации. А она умол-ляет, чтобы ее сделали вы. Говорит: «Хочу только эти глаза вид-деть над собой».
– Ну… – замешкался Вадим, – под наркозом она вряд ли увидит чьи-то глаза. Хорошо, – наконец собрался он, – диктуй все данные мамы, номер больницы, куда ее увезли, попробуем организовать.
Ию Львовну привезли в хирургию ночью и начали готовить к операции. В шесть утра Вадим уже сидел в ординаторской и читал заключение коллег из соседней больницы: «Опухоль селезеночного изгиба толстой кишки с явлениями интермиттирующей кишечной непроходимости и рецидивирующими кровотечениями».
Сосредоточиться мешал телефон, каждую минуту высвечивающий звонки Тимоши.
– Да, – раздраженно произнес в трубку хирург. – Ты мне мешаешь!
– Дядь Вадь, – плакал парень, – меня не пускают в больницу, я должен быть рядом с мамой, я хочу сидеть возле ее кровати!
– Немедленно возвращайся домой! – скомандовал Вадим. – Сериалов насмотрелся? У нас даже посещение больных запрещено, не то что проход в зону операционных. Не звони мне больше. Я сам тебя наберу, когда все закончится.
Мысль о несчастном фрике, мокнущим под ледяным мартовским дождем у главных ворот больницы, вызывала боль. Но хирург смахнул ее, как стряхивают перхоть с плеча, и отправился в палату к Ие Львовне.
Она, завидев его в дверях, мучительно улыбнулась и натянула до подбородка простыню. Тело ее лихорадочно тряслось, выдавая смертельный страх.
– Операция несложная, – успокоил хирург, присаживаясь на край матраса, – четыре маленьких дырочки в животе. С помощью камеры проведем ревизию и удалим воспаленную часть ободочной кишки в районе селезенки. Возможно, вместе с этим и проблемы ваши уйдут: анемия, слабость. Начнете есть и поправляться.
– Я вам верю, – опустила веки уборщица. – Только скажите Тиме, чтобы он не стоял под дождем, пусть ждет меня дома.
– Я уже все ему сказал, – заверил врач. – Поверьте, если ему легче под дождем, пусть стоит под дождем.
– Он простынет, – заплакала Ия. – Он ведь, как всегда, без шапки и зонта…
– Думайте о себе, – посоветовал Вадим. – Вы его шапка и его зонт. Главное, чтобы вы пошли на поправку. Готовьтесь, через пару минут за вами придут.
* * *
В операционной сестра Марьиванна уже подготовила лапароскопические инструменты. |