* * *

В операционной сестра Марьиванна уже подготовила лапароскопические инструменты. Ассистент Володька ждал распоряжений. Анестезиологи ввели Ию Львовну в наркоз, контролируя давление и сердечный ритм на мониторе.

– Пациентка готова, – сообщил старший из них – армянин Арик, грузный волосатый мужик с ослепительной улыбкой.

– Скальпель, – скомандовал Вадим, сделал сантиметровый надрез в пупке, установил троакар и ввел лапароскоп.

На экране появились изгибы кишечника, розовые и гладкие, как извилистые водные горки в аквапарке.

– В левой эпигастральной области зона инфильтрации с вовлечением петель тонкой кишки, сальника и селезеночного изгиба ободочной кишки. Метастазов в лимфоузлах печени не выявлено, – констатировал Вадим.

Он поставил еще три троакара, ввел инструменты и постепенно начал разделять уплотненные ткани ультразвуковым диссектором.

– Вот черт, – произнес хирург, глядя в монитор, – перфорация стенки тонкой кишки. – Марьивановна, давайте иглодержатель и викриловую нить.

Пока Вадим ушивал маленькую дырочку на изгибе кишечника, Арик взорвал операционную густым оперным басом:

– Состояние больной ухудшается! Давление снижается, нарастает тахикардия, падает сатурация! Начинаем вазопрессорную поддержку. Вводи норадреналин, – обратился он к очкастой девочке-коллеге.

– Понял. Кровь подтекает из-под диафрагмы, не вижу, откуда именно. Похоже, придется резать, – пробурчал Вадим нервно и, уже обращаясь к Марьиванне, перешел на крик: – Переходим на конверсию! Инструменты для лапаротомии, быстро!

Сделав продольный надрез от грудины к пупку, хирург покрылся горячей испариной. Брюшная полость была наполнена кровью с бордовым сгустками.

Володька развел рану крючками и начал откачивать жидкость аспиратором, тут же отправляя в аппарат для реинфузии. Анестезиолог кинулся переливать кровь. Вадим, в насквозь промокшей шапочке, пытался выделить и пережать селезеночную артерию.

– Не могу ее вычленить, – бормотал он, чувствуя, как на влажной спине понимаются дыбом волосы, – опухоль огромная, мешает. Володя, что стоишь? Кровотечение усиливается!

– Состояние критическое, – орал Арик, – давление и сатурация падает!

– Все, нашел! – обрадовался Вадим. – Иечка, дорогая, держись! Зажим! Кровотечение останавливается! Удаляю селезенку!

– Асистолия! – осек его возбуждение Арик, глядя на монитор. – Усиливаем подачу норадреналина и атропина!

– Начинаем реанимацию! – скомандовал Вадим.

Володька, сложив одну на другую могучие ладони, начал непрямой массаж сердца. Его руки, вздымаясь и опускаясь над грудиной, напоминали механический насос для автомобильных шин. Казалось, еще секунда – и тело уборщицы наполнится живительным воздухом, воспрянет и взлетит на здоровых дерзких крыльях. Но оно лишь тряслось в такт мощным толчкам, как трясется безжизненная половая тряпка на конце швабры. Разряды дефибриллятора только усилили этот эффект. Белая салфетка над разверстой раной ходила ходуном, все больше пропитываясь кровью. Хирургов уже отстранили от стола. Их место заняли анестезиологи.

После получасовых бесполезных попыток реанимации Арик вытер капли с выпуклого лба и, обращаясь к Вадиму, произнес заученную фразу:

– Восстановление сердечной деятельности не наступает.