Я оплачу все расходы и дам в придачу
большое вознаграждение.
Полисмен посмотрел на протянутую карточку:
- Задержать ее, сэр? Что она сделала?
- "Сделала"! Она убежала из сумасшедшего дома. Не забудьте: женщина в
белом. Едем!
V
"Она убежала из сумасшедшего дома..."
Я не могу с уверенностью сказать, что это открытие было для меня
полной неожиданностью. Кое-какие странные вопросы, заданные мне женщиной в
белом после моего вынужденного согласия ни в чем не препятствовать ей,
подсказывали, что она либо неуравновешенна, либо только что пережила
какое-то тяжелое потрясение. Но мысль о полной потере рассудка, которая
обычно возникает у нас при упоминании о сумасшедшем доме, не пришла мне в
голову и никак не вязалась с ее обликом. Ни в ее разговоре, ни в ее
действиях, с моей точки зрения, не было ничего безумного, и слова,
сказанные незнакомцем полисмену, не убеждали меня.
Что же я сделал? Помог ли я скрыться жертве страшного шантажа или
выпустил на свободу лондонских просторов больное существо, хотя моим
долгом, как и долгом всякого другого человека, было водворить ее обратно в
лечебницу. Сердце мое сжималось от этих вопросов, совесть мучила меня, но
ничего нельзя было изменить.
Когда я наконец добрался до своей комнаты, мне было не до сна. Через
несколько часов я должен был ехать в Кумберленд. Я сел за стол, попробовал
сперва читать, потом рисовать, но женщина в белом стояла у меня перед
глазами. Не попала ли эта несчастная снова в беду? Это мучило меня больше
всего. Затем следовали другие, менее тревожные думы. Где она остановила
кэб? Что с ней теперь? Удалось ли ее преследователям нагнать ее и
задержать? Или она продолжает свой путь, и наши дороги, такие далекие,
должны еще раз скреститься в таинственном будущем?
С облегчением встретил я час отъезда, когда наконец мог запереть за
собой дверь и, попрощавшись с Лондоном и лондонскими друзьями, двинулся
навстречу новой жизни и новым интересам. Даже вокзальная сутолока, обычно
такая утомительная, была мне приятна.
В приписке к письму говорилось, что я должен доехать до Карлайля, а
затем пересесть на поезд, идущий по направлению к морю. К несчастью, между
Ланкастером и Карлайлем что-то случилось с нашим паровозом, и я опоздал на
пересадку. Мне пришлось прождать несколько часов. Было уже около
одиннадцати часов вечера, когда я приехал на ближайшую к Лиммериджу
станцию. Тьма была такая, что я с трудом разглядел маленький шарабан,
любезно присланный за мной мистером Фэрли.
Кучер был явно обеспокоен моим опозданием, но, по обычаю вышколенных
английских слуг, упорно молчал. |