Когда мы покинули ее одну на дороге, к ней подошел мистер Мэрдстон и,
по-видимому, стал упрекать ее за то, что она так взволнована. Я выглядывал
из-под навеса повозки и недоумевал, какое ему до этого дело. Пегготи,
которая тоже оглянулась назад, казалась не очень-то довольной, о чем
свидетельствовало ее лицо, когда она повернулась ко мне.
Я сидел и долго смотрел на Пегготи, погрузившись в размышления: а что,
если ей поручили бы потерять меня по дороге, как мальчика в сказке, удалось
ли бы мне добраться - до дому с помощью пуговиц, которые она теряла по пути?
ГЛАВА III
Перемена в моей жизни
Лошадь, - мне думается, самая ленивая лошадь на свете, - опустив
голову, еле передвигала ноги, словно ей было приятно томить ожиданием
владельцев багажа, который лежал в повозке. Мне даже показалось, будто она
явственно хихикала, размышляя об этом, но возчик сказал, что у нее кашель.
Возчик тоже норовил клюнуть носом, как и его лошадь, и, наконец, голова
у него опустилась на грудь; он дремал и правил лошадью, а руки его покоились
на коленях. Я говорю "правил", но мне пришло в голову, что повозка могла бы
добраться до Ярмута и без него, - лошадь и одна отлично справлялась; что же
касается до разговоров, то об этом он и не помышлял и только посвистывал.
На коленях у Пегготи была корзинка с припасами, которых хватило бы нам
с избытком до самого Лондона, если бы мы решили отправиться туда в этой же
самой повозке. Мы изрядно закусили и неплохо выспались. Пегготи спала,
опершись подбородком на ручку корзинки и не переставая караулить ее даже во
сне; и если бы я сам не услышал, то не поверил бы, что беззащитная женщина
может так громко храпеть.
Мы так долго плутали по проселочным дорогам и так много потратили
времени, чтобы доставить кровать в трактир или заехать еще куда-то, что я
совсем выбился из сил и очень обрадовался, когда мы увидели Ярмут. Он
показался мне мокрым, как губка; мой взор охватил унылое пространство за
рекой, и я недоумевал, в самом ли деле земля круглая, как утверждал мой
учебник географии, раз одна ее часть может быть такой плоской. Впрочем, я
рассудил, что Ярмут, возможно, находится на одном из полюсов, чем все дело и
объясняется.
Когда мы подъехали к городу ближе и он представился нам в виде прямой
линии, сливающейся с небом, я заметил Пегготи, что какой-нибудь холм или
что-нибудь подобное могли бы его приукрасить, и было бы куда приятнее, если
бы земля резче отделялась от моря, а город и море не были так перемешаны,
как сухари с водой *. Но Пегготи заявила более энергически, чем обычно, что
надо принимать вещи, как они есть, и она-де очень гордится своим - прозвищем
"Ярмутская копченая селедка".
Когда мы въехали в улицу (вид ее показался мне очень странным), когда
на нас пахнуло запахом рыбы, дегтя, пакли и смолы и мы увидали снующих
моряков и повозки, громыхающие по камням, я почувствовал, что был
несправедлив к этому деловому городку, и сказал об этом Пегготи, которую
очень порадовало мое восхищение, и она заявила, будто всем хорошо известно
(должно быть, тем, кому повезло родиться "копчеными селедками"), что Ярмут,
в общем, - лучшее место на белом свете. |