Она шаловливо
опустилась на колени возле кровати, подперла подбородок руками и, смеясь,
спросила:
- Так что же они сказали, Дэви? Повтори. Я не могу этому поверить.
- "Очаровательная"... - начал я.
Моя мать зажала мне рот, чтобы я замолчал.
- Нет, только не очаровательная! - смеясь, воскликнула она. - Они не
могли сказать "очаровательная", Дэви. Я знаю, что не могли!
- Они сказали: "Очаровательная миссис Копперфилд", - твердо повторил я.
- И "хорошенькая".
- Нет! Нет! Этого не могло быть. Только не хорошенькая! - перебила моя
мать, снова касаясь пальцами моих губ.
- Сказали: "хорошенькая". "Хорошенькая вдовушка".
- Какие глупые, дерзкие люди! - воскликнула мать, смеясь и закрывая
лицо руками. - Какие смешные люди! Правда? Дэви, дорогой мой...
- Что, мама?
- Не рассказывай Пегготи. Пожалуй, она рассердится на них. Я сама
ужасно сержусь на них, но мне бы хотелось, чтобы Пегготи не знала.
Конечно, я обещал. Мы еще и еще раз поцеловались, и я крепко заснул.
Теперь, по прошествии такого долгого времени, мне кажется, будто
Пегготи на следующий же день сделала мне поразительное и необычайно
заманчивое предложение, о котором я собираюсь рассказать; но, вероятно, это
было месяца через два.
Однажды вечером мы снова сидели вдвоем с Пегготи (моей матери снова не
было дома) в обществе чулка, сантиметра, кусочка воска, шкатулки с собором
св. Павла на крышке и книги о крокодилах, как вдруг Пегготи, которая
несколько раз посматривала на меня и раскрывала рот, словно собиралась
заговорить, но, однако, не произносила ни слова, - я бы встревожился, если
бы не думал, что она просто зевает, - Пегготи вкрадчивым тоном сказала:
- Мистер Дэви, вам не хотелось бы поехать со мной недели на две к моему
брату в Ярмут? Это было бы чудесным развлечением, правда?
- А твой брат добрый, Пегготи? - предусмотрительно осведомился я.
- Ах, какой добрый! - воздев руки, воскликнула Пегготи. - А потом там
море, лодки, корабли, и рыбаки, и морской берег, и Эм - он будет играть с
вами...
Пегготи имела в виду своего племянника Хэма, о котором упоминалось в
первой главе, но говорила она о нем так, словно он был глаголом из
английской грамматики *.
Я раскраснелся, слушая ее перечень увеселений, и отвечал, что это и в
самом деле было бы чудесным развлечением, но что скажет мама?
- Да я бьюсь об заклад на гинею, что она нас отпустит, - сказала
Пегготи, не спуская с меня глаз. - Если хотите, я спрошу ее, как только она
вернется домой. Вот и все.
- Но что она будет делать без нас? - спросил я и положил локти на стол,
чтобы обсудить этот вопрос. - Она не может остаться совсем одна.
Тут Пегготи начала вдруг разыскивать дырку на пятке чулка, но, должно
быть, это была очень маленькая дырочка и ее не стоило штопать. |