Она предложила ему
выбрать самому, но он отказался - я не мог понять почему, - тогда она
сорвала цветок и подала ему. Он сказал, что никогда, никогда не расстанется
с ним, а я счел его попросту дураком, раз он не знает, что через день-два
все лепестки осыплются.
Пегготи стала проводить с нами по вечерам меньше времени, чем раньше.
Моя мать очень часто обращалась к ней за советом - казалось мне, чаше, чем
обычно, - и мы трое оставались закадычными друзьями; однако в чем-то мы
изменились, и нам было уже не так хорошо втроем. Иной раз я воображал, будто
Пегготи недовольна тем, что моя мать надевает свои красивые платья,
хранившиеся у нее в комоде, и слишком часто ходит в гости к соседке, но я не
мог толком понять, в чем тут дело.
Мало-помалу я привык видеть джентльмена с черными бакенбардами.
Нравился он мне не больше, чем в самом начале, и я испытывал все то же
тревожное чувство ревности; если же были у меня для этого какие-нибудь
основания, кроме инстинктивной детской неприязни и общих соображений, что мы
с Пегготи можем позаботиться о моей матери без посторонней помощи, то,
разумеется, не те основания, какие я мог бы найти, будь я постарше. Но ни о
чем подобном я тогда не задумывался. Я мог кое-что подмечать, но сплести из
этих обрывков сеть и уловить в нее кого-нибудь было мне еще не по силам.
Однажды осенним утром я гулял с матерью в саду перед домом, когда
появился верхом мистер Мэрдстон, - теперь я знал, как его зовут. Он
остановил лошадь, чтобы приветствовать мою мать, сказал, что едет в Лоустофт
повидаться с друзьями, прибывшими туда на яхте, и весело предложил посадить
меня перед собой в седло, если я не прочь проехаться.
Воздух был такой чистый и мягкий, а лошади, храпевшей и рывшей копытами
землю у садовой калитки, казалось, так нравилась мысль о прогулке, что мне
очень захотелось поехать. Меня послали наверх к Пегготи принарядиться, а тем
временем мистер Мэрдстон спешился и, перебросив через руку поводья, стал
медленно прохаживаться взад и вперед по ту сторону живой изгороди из лесного
шиповника, а моя мать медленно прохаживалась взад и вперед по эту сторону,
чтобы составить ему компанию. Помню, Пегготи и я украдкой посмотрели на них
из моего маленького окошка; помню, как они, прогуливаясь, внимательно
разглядывали разделявший их шиповник и как Пегготи, которая была поистине в
ангельском расположении духа, сразу рассердилась и принялась изо всех сил
приглаживать мне волосы щеткой - совсем не в ту сторону.
Вскоре мистер Мэрдстон и я тронулись в путь; лошадь пустилась рысью по
зеленой траве у обочины дороги. Он слегка придерживал меня одной рукой;
непоседливым я не был, но теперь, поместившись перед ним в седле, я не мог
удержаться, чтобы не поворачивать голову и не заглядывать ему в лицо. Глаза
у него были черные и пустые - не нахожу более подходящего слова, чтобы
описать глаза, лишенные глубины, в которую можно заглянуть; в минуты
рассеянности благодаря игре света они начинают слегка косить и как-то
странно обезображиваются. |