Оно застыло, замерло, глаза
были широко раскрыты и устремлены в одну точку, время от времени раздавался
стон, и голова беспомощно дергалась, но других признаков жизни не было.
Вдруг мисс Дартл упала перед ней на колени и начала расстегивать на ней
платье.
- Будьте вы прокляты! - крикнула она, взглянув на меня - в этом взгляде
были бешенство и мука. - В недобрый час вы когда-то пришли сюда! Будьте вы
прокляты! Уходите!
Я вышел из комнаты, но тотчас же вернулся, чтобы позвонить слугам. Роза
Дартл, стоя на коленях, обняла окаменевшую женщину, она целовала и окликала
ее, рыдала, наконец притянула к себе и прижала, как ребенка, к своей
груди... Всю свою нежность она вкладывала в усилия вызвать к жизни ее
погасшие чувства. Теперь я не боялся оставить их одних и снова вышел из
комнаты. Спустившись, я поднял на ноги весь дом.
Вернулся я позже, в середине дня. Мы положили его в комнате матери. Мне
сказали, что она все в том же состоянии. Мисс Дартл не отходит от нее, не
отходят и врачи, приняты все меры, но она лежит как статуя и только изредка
стонет.
Я обошел весь этот печальный дом и опустил шторы. Затем я опустил шторы
в той комнате, где он лежал. Я поднял тяжелую, как свинец, его руку и прижал
к своему сердцу, и весь мир был для меня смерть и тишина, и только стоны его
матери врывались в эту тишину.
ГЛАВА LVII
Эмигранты
Но мне предстояло еще одно дело, прежде чем я мог отдаться своим
чувствам, вызванным этим потрясением. Необходимо было скрыть все, что
случилось, от уезжавших, они должны были уехать в счастливом неведении. С
этим нельзя было мешкать.
В тот же вечер я отвел мистера Микобера в сторону и поручил ему
позаботиться о том, чтобы мистер Пегготи ничего не узнал о катастрофе.
Мистер Микобер с большой готовностью согласился и обещал перехватывать все
газеты, в которых мистер Пегготи мог бы о ней прочесть.
- Если эти сведения до него дойдут, то только преступив через это тело!
- хлопнул себя по груди мистер Микобер.
Следует заметить, что у мистера Микобера, который приноравливался к
своему новому общественному положению, был теперь вид залихватского пирата,
еще, правда, не вошедшего в столкновение с законом, но, во всяком случае,
весьма деятельного и готового на все. Можно было принять его также за дитя
лесных дебрей, привыкшего жить вне границ цивилизации и возвращающегося
назад в свои родные дебри.
Среди прочих вещей он раздобыл себе клеенчатый костюм и соломенную
просмоленную шляпу с очень низкой тульей. Под мышкой у него теперь торчала
подзорная труба, он то и дело поглядывал на небо, словно ожидая непогоды, и
в своем грубом наряде куда больше походил на моряка, чем мистер Пегготи.
Приготовилось к бою, если можно так выразиться, и все его семейство. Голову
миссис Микобер венчала плотно прилегающая, очень простая шляпка, старательно
подвязанная лентой под подбородком, а сама она туго замотана была в шаль,
концы которой крепко завязывались на пояснице, и напоминала узел,
точь-в-точь как я, когда впервые предстал перед бабушкой. |