Не в почтовой, а
громоздкой ночной карете, называвшейся "Фермер", которой пользовались
главным образом деревенские жители, не предпринимавшие далеких путешествий.
В ту ночь я не рассказывал никаких историй, и Трэдлс настоял на том, чтобы я
взял его подушку. Не знаю, какую, по его мнению, пользу она могла мне
принести, так как подушка у меня была; но это было все, что бедняга мог
ссудить мне, если не считать листа почтовой бумаги, испещренного скелетами,
который он вручил мне на прощанье, чтобы утишить мою печаль и помочь мне
обрести душевный покой.
Я покинул Сэлем-Хаус под вечер. Тогда я еще не подозревал, что покидаю
его навсегда. Ехали мы всю ночь очень медленно и добрались до Ярмута утром
между девятью и десятью часами. Я выглянул из кареты, ища глазами мистера
Баркиса, но его не было, а вместо него толстый, страдающий одышкой,
жизнерадостный старичок в черном, в черных чулках, в коротких штанах с
порыжевшими пучками лент у колен и в широкополой шляпе приблизился, пыхтя, к
окну кареты и спросил:
- Мистер Копперфилд?
- Да, сэр!
- Пожалуйте со мною, юный сэр, и я с удовольствием доставлю вас домой,
- сказал он, открывая дверцу.
Я взял его за руку, недоумевая, кто это такой, и мы направились по
узкой уличке к заведению, над которым была вывеска:
ОМЕР
Торговля сукном и галантереей, портняжная мастерская, похоронная
контора и пр.
Это была тесная, душная лавка, битком набитая готовым платьем и
тканями, с одним окошком, увешанным касторовыми шляпами и дамскими капорами.
Мы вошли в комнату позади лавки, где три девушки шили что-то из черной
материи, наваленной на столе, а весь пол был усыпан лоскутами и обрезками. В
комнате пылал камин и стоял удушливый запах нагревшегося черного крепа;
тогда я не знал, что это за запах, но теперь знаю.
Три девушки, которые показались мне очень веселыми и трудолюбивыми,
подняли головы, чтобы взглянуть на меня, а затем снова принялись за работу.
Стежок, еще стежок, еще стежок! В то же время со двора за окном доносились
однообразные удары молотка, выстукивавшего своего рода мелодию без всяких
вариаций: тук, тук-тук... тук, тук-тук... тук, тук-тук!..
- Ну, как идут дела, Минни? - спросил мой спутник одну из девушек.
- Все будет готово к примерке, - ответила она весело, - не беспокойся,
отец.
Мистер Омер снял широкополую шляпу, сел на стул и стал пыхтеть и
отдуваться. Он так был толст, что должен был несколько раз тяжело перевести
дыхание, прежде чем смог выговорить:
- Это хорошо.
- Отец, ты толстеешь, как морская свинка! - заявила шутливо Минни.
- Не знаю, почему оно так получается, моя милая, - отозвался мистер
Омер, призадумавшись. |