|
"Ладно, ладно, дам тебе дальнобойных самолетов", - сказал он. Адъютанты гадали, чем вызвано хорошее настроение командующего. Добрые вести от Чуйкова? Благоприятный разговор по телефону ВЧ? Письмо из дому? Но все такие и подобные известия обычно не проходили мимо адъютантов - Москва не вызывала командующего, а вести от Чуйкова не были веселыми. После завтрака генерал-полковник надел ватник и отправился на прогулку. Шагах в десяти от него шел адъютант Пархоменко. Командующий шел по-обычному неторопливо, несколько раз он почесывал ляжку и поглядывал в сторону Волги. Еременко подошел к бойцам трудового батальона, рывшим котлован. Это были пожилые люди с темно-коричневыми от загара затылками. Лица их были угрюмы и невеселы. Работали они молча и сердито поглядывали на полнотелого человека в зеленой фуражке, в бездействии стоявшего на краю котлована. Еременко спросил: - Скажите-ка, ребята, кто из вас хуже всех работает? Бойцам трудового батальона вопрос показался подходящим, им надоело махать лопатами. Бойцы все вместе покосились на мужика, вывернувшего карман и ссыпавшего на ладонь махорочную труху и хлебные крошки. - Да пожалуй, он, - сказали двое и оглянулись на остальных. - Так, - серьезно произнес Еременко, - значит, этот. Вот самый лядачий. Боец с достоинством вздохнул, глянул снизу на Еременко серьезными кроткими глазами и, видимо, решив, что вопрошавший интересуется всем этим не для дела, а просто так, для истории либо для пополнения образования, не стал вмешиваться в разговор. Еременко спросил: - А кто же из вас лучше всех работает? И все показали на седого человека; поредевшие волосы не предохраняли его голову от загара, как не предохраняет землю от солнечных лучей чахлая трава. - Трошников, вот он, - сказал один, - старается очень. - Привык работать, ничего с собой поделать не может, - подтвердили остальные, как бы извиняясь за Трошникова. Еременко полез в карман брюк, извлек сверкнувшие на солнце золотые часы и, с трудом нагнувшись, протянул их Трошникову. Тот, не поняв, глядел на Еременко. - Бери, это тебе награда, - сказал Еременко. Продолжая глядеть на Трошникова, он сказал: - Пархоменко, оформи награждение грамотой. Он пошел дальше, слыша, как за спиной его загудело от возбужденных голосов, землекопы охали, смеялись невиданной удаче привычного к работе Трошникова. Два дня ожидал командующий фронтом переправы. Связь с правым берегом в эти дни была почти порвана. Катера, которым удавалось прорваться к Чуйкову, за считанные минуты пути получали по пятьдесят - семьдесят пробоин, подходили к берегу залитые кровью. Еременко сердился, раздражался. Начальство на шестьдесят второй переправе, слыша немецкую пальбу, страшилось не бомб и снарядов, а гнева командующего. Еременко казалось, что нерадивые майоры и нерасторопные капитаны виноваты в бесчинствах немецких минометов, пушек и авиации. |
