- О мадам, - ответила сконфуженная Жюстина, - я не думала...
- Ах, как я вас понимаю! Это говорит ваша гордость; скажите, Жюстина,
это и есть одна из добродетелей, которые я предполагаю в вас?
- Вы правы, мадам, хотя послушание должно быть на первом месте, во
всяком случае так диктуют мне мое нынешнее положение и мои злоключения, так
что распорядитесь, чтобы меня ознакомили с моими обязанностями, и будьте
уверены в моем прилежании.
- Я сама ознакомлю вас с ними, дорогая, - ответила Дельмонс, вводя
Жюстину в две глухие комнаты, которые находились за стеклянной перегородкой
в элегантном будуаре. - Вот место вашей службы. Здесь, - продолжала
сибаритка, открывая дверь одной из комнаток, уставленной всевозможными биде
и ваннами, - комната для омовения, вы должны поддерживать здесь чистоту,
опорожнять и наполнять эти сосуды. Вторая, - продолжала Дельмонс, открывая
другую дверь, - предназначена для занятий, так сказать, менее возвышенных:
вы видите кресло с отверстием; здесь есть и удобства в английском духе, но я
предпочитаю именно это удобное приспособление. Теперь вы знаете, девочка
моя, чем вам придется заниматься, кстати, эти хрустальные вазы предназначены
для малой нужды. Есть еще одна вещь, о которой я должна вас предупредить, я
понимаю, что. она довольно деликатная, но это стало для меня привычкой, и
мне трудно будет от нее отказаться.
- О чем идет речь, мадам?
- Вы всегда должны присутствовать, когда я делаю здесь свои дела, и...
остальное я скажу тебе на ушко, дитя мое, так как добродетельные люди обычно
краснеют, когда им приходится признаваться в таких причудах: тебе придется
мягкой губкой, которую ты видишь в этом шкафчике красного дерева, вытирать
то, что неизбежно остается на теле после отправления таких грязных
надобностей.
- Мне самой, мадам?
- Да, детка, тебе самой. Девушке, которая была здесь до тебя,
приходилось еще хуже, но ты, милая Жюстина, внимаешь мне уважение, ты
добродетельна, и это меня обязывает...
- Так что же делала девушка, которая служила у вас до меня?
- То же самое только языком.
- Ах мадам!
- Да, я понимаю, что это нелегко. Вот до чего доводят нас роскошь,
изнеженность и забвение всех общественных обязанностей. Мы привыкали
смотреть на все, что нас окружает, как на предметы, служащие нашим
потребностям... Знатное имя, сто тысяч ливров годовой ренты, уважение, почет
- вот что приводит нас к крайней степени разложения. Но я исправлюсь,
дорогая моя, честное слово я начинаю обращаться в истинную веру, и твой
возвышенный пример довершит это чудо. Столоваться вы будете вместе с моими
служанками и будете получать сто экю в год. Это вас устраивает?
- Увы, мадам, - сказала Жюстина, - несчастье никогда не торгуется: оно
принимает любую помощь, которую ему предлагают, но признательность с его
стороны пропорциональна роду услуг, которые ему оказывают, и тому способу,
каким их оказывают. |