– Конечно, Наполеон – великий полководец, – соглашались их противники, – но, говоря о Германии и Пруссии, не следует забывать про Испанию, где его успехи не так уж велики. Значит, можно противостоять и этому великому полководцу.
Между тем русская армия отходила, не давая генерального сражения. 6 августа после тяжелого боя был оставлен Смоленск, офицеры и солдаты роптали, обвиняя главнокомандующего Барклая де Толли в измене. 8 августа последовало высочайшее назначение главнокомандующим суворовского ученика князя Кутузова.
Две недели спустя после приезда Кутузова в армию произошло, наконец, генеральное сражение под Бородином. Реляция Кутузова говорила о победе. Но русская армия продолжала отходить.
Без боя оставили Москву.
Второго сентября Наполеон вступил в древнюю столицу России.
В те печальные дни, когда Наполеон находился в Москве, состоялся первый досрочный выпуск кадет.
В зале Первого кадетского корпуса построили в шеренгу старших, по последнему году обучения, воспитанников всех трех петербургских дворянских военных учебных заведений – Первого и Второго кадетских корпусов и Дворянского колка.
Внесли развернутые корпусные знамена, на пунцово палевых полотнищах которых был изображен корпусный герб: в обрамлении венка из ветвей лавра и пальмы наложенные друг на друга крестообразно шпага и Меркуриев жезл – символ познания. Под барабанную дробь в зал вошел шеф гвардии великий князь Константин Павлович.
Рыжеватый, сутуловатый, курносый, как и его отец, он прошел вдоль шеренги с мелком в руке, делая на груди каждого отметку: крестик, кружок, квадратик.
Потом он сказал:
– Государю императору угодно было назначить лучших по своему поведению и знанию службы кадет в гвардию на места офицеров, павших за отечество. Я избрал вас и надеюсь, что вы оправдаете мой выбор. Поздравляю вас прапорщиками. Завтра я вас представлю государю. Всем явиться во дворец в шесть часов утра. Прощайте, дети.
Едва великий князь ушел, в зал ворвались кадеты, окружили выпускников, расспрашивали, что им сказали, рассматривали меловые знаки на мундирах.
Батальонный, полковник Кондратьев, расправил плечи, набрал воздуху, намереваясь скомандовать и прекратить беспорядок, но Перский подошел к нему и тихо сказал:
– Оставьте их. У наших выпускников сегодня последний праздник в стенах корпуса. – И, вздохнув, добавил: – А у кого то, может, и вообще последний…
Перский замешался в толпе.
– Михаил Степанович, что означают иероглифы, которые начертил его высочество? – спросил один из кадетов.
Все оборотились к Перскому. Он этого не знал; только на следующий день выяснилось, что шеф гвардии таким образом пометил, в какой род войск назначает того или другого кадета: кресты – в пехоту, кружки – в кавалерию, квадраты – в артиллеристы. Но недаром Перский служил под началом Суворова, не терпевшего немогузнаек. Он лукаво подмигнул, взял за плечи стоявшего перед ним кадета Александра Булатова – невысокого, но ладного, голубоглазого, с румянцем во всю щеку крепыша, посмотрел на меловый крест на его груди, взглянул в глаза, усмехнулся:
– Неужели непонятно? Да вы поглядите на этого молодца. Да после первого же дела его грудь украсится Георгиевским крестом. На это и указывает знак, начертанный его высочеством.
Булатов разрумянился еще более, его взгляд светился смущением и радостью.
– А мой кружок – орден! – воскликнул сосед Булатова.
– А квадрат – Владимир с мечами!
Поднялся веселый шум.
Перский, не опуская рук с плеч Булатова, спросил его:
– Скажи, кто сейчас после государя важнейший человек в государстве?
Булатов ответил не задумываясь:
– Граф Алексей Андреевич Аракчеев!
– Нет, – улыбнувшись, возразил Перский. |