загоготали.  Потом  шлюпка  полная детей и над ней вьется вертолет.

     там на носу сидела  женщина  средних  лет  похожая  на еврейку а на

     руках у нее мальчик лет трех. Мальчик кричит  от  страха  и  прячет

     голову  у  нее  на груди как будто хочет в нее ввинтиться а она его

     успокаивает и прикрывает руками  хотя  сама посинела от страха. все

     время  старается  закрыть  его  руками  получше,  как  будто  может

     заслонить от пуль. потом вертолет сбросил на них  20  килограммовую

     бомбу   ужасный   взрыв   и   лодка   разлетелась  в  щепки.  потом

     замечательный кадр детская  рука  летит  вверх,  вверх прямо в небо

     наверно ее снимали из стеклянного  носа  вертолета  и  в  партийных

     рядах  громко аплодировали но там где сидели пролы какая-то женщина

     подняла скандал и крик, что  этого нельзя показывать при детях куда

     это  годится  куда  это  годится  при  детях  и   скандалила   пока

     полицейские  не  вывели  не вывели ее вряд ли ей что-нибудь сделают

     мало ли что говорят пролы  типичная проловская реакция на это никто

     не обращает...

     Уинстон перестал писать, отчасти из-за того, что у него свело руку. Он

сам  не  понимал, почему выплеснул на бумагу этот вздор. Но любопытно, что,

пока он водил пером, в памяти у него отстоялось совсем другое происшествие,

да так, что  хоть  сейчас  записывай.  Ему  стало  понятно, что из-за этого

происшествия он и решил вдруг пойти домой и начать дневник сегодня.

     Случилось оно утром в министерстве -- если о  такой  туманности  можно

сказать "случилась".

     Время  приближалось  к одиннадцати-ноль-ноль, и в отделе документации,

где работал Уинстон, сотрудники  выносили  стулья  из кабин и расставляли в

середине холла  перед  большим  телекраном  --  собирались  на  двухминутку

ненависти.  Уинстон  приготовился  занять свое место в средних рядах, и тут

неожиданно появились еще двое: лица  знакомые,  но разговаривать с ними ему

не приходилось. Девицу он часто встречал в коридорах. Как ее зовут,  он  не

знал,  зная только, что она работает в отделе литературы. Судя по тому, что

иногда он видел ее  с  гаечным  ключом  и маслеными руками, она обслуживала

одну из машин для  сочинения  романов.  Она  была  веснушчатая,  с  густыми

темными  волосами,  лет  двадцати  семи;  держалась самоуверенно, двигалась

по-спортивному стремительно. Алый кушак -- эмблема Молодежного антиполового

союза,  --  туго   обернутый   несколько   раз  вокруг  талии  комбинезона,

подчеркивал крутые бедра. Уинстон с первого взгляда невзлюбил ее.  И  знал,

за  что.  От  нее веяло духом хоккейных полей, холодных купаний, туристских

вылазок  и  вообще  правоверности.