Когда на небе облако свободно

         Летело, таяло и исчезало;

         Когда свистящий ветер вдруг смолкал,

         Когда с деревьев падал лист; все, в чем

         Я видел знамение смерти, было

         Мне горькой сладостью; одна лишь смерть —

         Смерть, упование не быть, исчезнуть —

         Всему, что жило вкруг меня, давала

         Томительную прелесть; жизнь же

         Всего живущего я ненавидел

         И клял, как жизнь проклятую мою...

         И с этой злобой на творенье, с диким

         Восстаньем всей души против творца

         И с несказанной ненавистью против

         Распятого, отчаянно пошел я.

         Неумирающий, всему живому

         Враг, от того погибельного места,

         Где мне моей судьбы открылась тайна.

         Томимый всеми нуждами земными,

         Меня терзавшими, не убивая,

         И голодом, и жаждою, и зноем,

         И хладом, грозною нуждой влекомый,

         Я шел вперед, без воли, без предмета.

         И без надежды, где остановиться

         Или куда дойти; я не имел

         Товарищей: со мною братства люди

         Чуждались; я от них гостеприимства

         И не встречал и не просил. Как нищий,

         Я побирался... Милостыню мне

         Давали без вниманья и участья,

         Как лепт, который мимоходом

         Бросают в кружку для убогих, вовсе

         Незнаемых. И с злобой я хватал,

         Что было мне бросаемо с презреньем.

         Так я сыпучими песками жизни

         Тащился с ношею моею, зная,

         Что никуда ее не донесу;

         И вместе с смертию был у меня

         И сон, успокоитель жизни, отнят.

         Что днем в моей душе кипело: ярость

         На жизнь, богопроклятие, вражда

         С людьми, раздор с собою, и вины —

         Непризнаваемой, но беспрестанно

         Грызущей сердце — боль, то в темноте

         Ночной, вкруг изголовья моего

         Толпою привидений стоя, сон

         От головы измученной моей

         Неумолимо отгоняло.