Но слушай.

         Тогда был век Траяна; в Рим

         Из областей прибывший император

         В Веспасиановом амфитеатре

         Кровавые готовил граду игры:

         Бой гладиаторов и христиан

         Предание зверям на растерзанье.

         Пронесся слух, что будет знаменитый

         Антиохийской церкви пастырь, старец

         Игнатий, льву ливийскому на пищу

         В присутствии Траяна предан. Трепет

         Неизглаголанный при этом слухе

         Меня проник. С народом побежал я

         В амфитеатр — и что моим очам

         Представилось, когда я с самых верхних

         Ступеней обозрел глазами бездну

         Людей, там собранных! Сквозь яркий

         пурпур

         Растянутой над зданьем легкой ткани,

         Которую блеск солнца багрянил,

         И зданье, и народ, и на высоком

         Седалище отвсюду зримый кесарь

         Казались огненными. В это

         Мгновение последний гладиатор,

         Народом не прощенный, был зарезан

         Своим противником. С окровавленной

         Арены мертвый, труп его тащили,

         И стала вдруг она пуста. Народ

         Умолк и ждал, как будто в страхе, знака

         Не подавая нетерпенья. Вдруг

         В глубокой этой тишине раздался

         Из подземелья львиный рев, и сквозь

         Отверзтый вход амфитеатра старец

         Игнатий и с ним двенадцать христиан,

         Зверям на растерзанье произвольно

         С своим епископом себя предавших,

         На страшную арену вышли. Старец,

         Оборотясь к другим, благословил их,

         Ему с молением упавших в ноги;

         Потом они, прижав ко груди руки:

         "Тебя,— запели тихо, — бога, хвалим,

         Тебя едиными устами в смертный

         Час исповедуем..." О, это пенье,

         В Ерусалиме слышанное мною

         На праздничных собраньях христиан

         С кипеньем злобы, здесь мою всю душу

         Проникнуло незапным вдохновеньем.