Но безмерность этого уважения и непогрешимость авторитета пошатнулись. Не тогда,
когда брат ушел в Зону, не тогда, когда ругался с Эпштейном, не тогда, когда вернулся и пил беспробудно, доводя своим пьянством мать до тихих
слез, — нет. Это случилось сейчас, когда Павел находился практически в другом измерении.
Брат ничего не делал для этого, он даже не бездействовал.
Просто Ворожцов что-то понял или что-то пережил.
Догнал Павла. Сократил дистанцию. И…
Дверь скрипнула, сбивая с мысли. Ворожцов обернулся. Тимур, щурясь и прикрывая глаза от прямого света выставленной козырьком ладонью, уже шел к
нему через заросший травой двор. Руки у него были свободны.
— А где обрез? — спросил Ворожцов.
— Лесе оставил. Ей он нужнее.
Тимур подошел вплотную, отнял руку от лица.
— Идем?
Ворожцов кивнул и вышел за калитку. Спросил не оглядываясь:
— Чего это ты таким заботливым стал?
— Нет, ты все-таки дурак, — спокойно произнес Тимур. — В чем-то умный, а в чем-то дурак дураком. Девчонка простужена вдрызг, да еще и осталась
одна. Мозгами раскинь: о ком мне еще заботиться?
В груди кольнуло. Как-то очень гладко все звучит. Очень правильно.
Ворожцов остановился и все-таки повернулся к Тимуру.
— Слушай, давай честно. Ты же ее… — Он споткнулся подбирая слово. Закончил: — Ты же к ней с самого начала неровно дышишь.
Тимур стоял рядом. Спокойный, словно в отличие от Ворожцова нашел свою правду. И, осознавая это, смотрел на него с легким превосходством:
дескать, я знаю, а ты со временем поймешь.
— Ворожцов, выкинь уже мысли похотливые из башки. — В голосе его тоже сквозила нотка спокойного, уверенного понимания своей правоты. — Нам
отсюда сейчас выбраться надо как-то. А еще прибор найти. Вот об этом лучше думай.
Ворожцов насупился. Это было как будто не по правилам. Он сам постоянно думал о всех, кто подходил к Лесе, как о похотливых самцах. Свое
чувство трепетно оберегал и считал настоящим. А тут вдруг в похоти обвинили его.
И ведь не ответишь ничего: любое слово будет выглядеть как оправдание. А любое оправдание докажет его неправоту. Покажет, что его в первую
очередь заботит Леся, а не то, что происходит вокруг.
А что его заботит на самом деле?
Да всё.
И Леся тоже.
Он же человек. Он же любит ее. И может, ему жить осталось всего ничего. Так как же ему и о ней не думать? О ней и о Тимуре…
Тот не стал дожидаться, обогнул Ворожцова и потопал вперед по центральной улице. Стоило признать, что сейчас Тимур вел себя разумнее и выглядел
более трезвомыслящим, чем он сам.
Пристыженный Ворожцов поспешил следом, на ходу включая ПДА. Тимур шел неторопливо. Со стороны могло показаться, что он знает, куда идет, но
Ворожцов-то понимал, что он топает наугад. Так же, как вчера уходил от самого Тимура Мазила.
При мысли о мелком внутри что-то сжалось.
— Стой, — окликнул Ворожцов. |