‑ Я знаю, что он несчастен, а я хочу, чтобы моим друзьям было хорошо.

‑ Ты говоришь не все, ‑ продолжала настаивать я.

‑ Не понимаю, о чем ты, любимая, ‑ он забился глубже в угол дивана. Они с Натаниэлем устроились так, как будто это им было не впервой, хотя я сильно в этом сомневалась.

‑ Он делает это ради меня, ‑ неожиданно заявил Реквием. Я уставилась на вампира, который так и просидел все это время без движения:

‑ Поясни.

‑ Скажи ей, Байрон, скажи, зачем ты это предлагаешь.

‑ А куда ж подевалась твоя поэзия, Реквием? ‑ полюбопытствовал тот.

‑ В цепях и во тьме, зачем мне быть здесь, Скорбеть в заключении, владея ключом? ‑ охотно перефразировал Реквием.

‑ Уже лучше, ‑ довольно сказал Байрон. ‑ Скажи, ты задумывался о том, чтобы положить всему этому конец, радость моя? Неужели то, что Анита не очарована тобой, так сильно тебя ранит?

В ответ Реквием бросил на Байрона такой взгляд, что тот заметно вздрогнул. Не знаю, от страха или от чего другого. Я бы на его месте испугалась. Никогда не видела, чтобы Реквием смотрел на кого‑то таким холодным взглядом.

‑ Так, сдается мне, что если ты сорвешься, будут жертвы, ‑ сказала я ему. ‑ Раз уж я всегда защищаю тех, кто в этом нуждается, то говори со мной.

‑ Натаниэлю нужна боль, Анита, ‑ взглянул на меня Байрон. ‑ В постели я могу делать это за тебя. Ты сможешь держать все под контролем, но будешь избавлена от необходимости делать это собственноручно.

‑ Натаниэль рассказывал тебе о своих проблемах?

‑ Я знаю, как это бывает, Анита, ‑ хотеть чего‑то и получать отказ. Я несколько столетий принадлежал мастерам, которые плевать хотели на мои потребности. Ты любишь Натаниэля, так же как и он тебя, но, в конце концов, неудовлетворенные потребности испортят вашу любовь, как портится молоко, оставленное на солнце.

‑ Так значит, это маленькое представление ты разыграл по доброте душевной, ‑ сказала я, позволив просочиться в голос ноткам недоверия.

‑ Он пытался тебе сказать, но ты не смогла понять.

‑ Я и сейчас не уверена, что понимаю, ‑ ответила я.

‑ Но мое представление хоть немного помогло?

Я хотела ответить отрицательно, но это было бы ложью. Большинство вампиров способны учуять неправду, так что не имеет смысла даже пытаться.

‑ Не хочется этого признавать, но да ‑ помогло. Больше не пытайся повторить что‑либо в этом духе, но на этот раз я тебя поняла.

‑ Что, правда? ‑ произнес он, меняя положение так, что они с Натаниэлем оказались еще плотнее прижаты друг к другу. Если Натаниэля и беспокоило такое близкое и интимное соседство с обнаженным мужчиной, который не входил в число наших постоянных партнеров, то с виду так не казалось. Неужели то, что Байрон слегка подергал его за волосы, могло настолько сильно его к нему расположить? Неужели насилие ‑ это настолько сильная потребность, или я действительно настолько пренебрегала его желаниями?

Байрон ведь не сделал ничего такого, против чего я стала бы категорически возражать. Он не сделал ничего плохого. Может, ничего страшного нет в том, чтобы связать Натаниэля и заниматься с ним сексом так же, как обычно? Так ли это чудовищно? Я смотрела на двух свернувшихся на диване мужчин, на спокойное и умиротворенное лицо Натаниэля, и внезапно осознала, что была слишком эгоистична. Я предполагала, что если наши отношения закончатся, то конец им положу именно я. Что я порву с ним из‑за его чрезмерных требований или чего‑то подобного. А сейчас я ясно осознала, что он мог бы бросить меня просто потому, что я недостаточно внимательно отношусь к его желаниям. От этой мысли сдавило грудь. Я любила его, правда любила. Я не могла бы представить свою жизнь без него. Так на что я готова для того, чтобы его удержать? Как далеко я могу зайти, и нужна ли мне в этом помощь?

С Байроном у меня однажды уже был секс. Я кормила от него ardeur. Сможет ли Байрон научить меня быть госпожой для Натаниэля? Может, да, а может, нет.