— Как и вы, — добавила я. — Те двое имеют на вас зуб. Как вам удалось от них оторваться?

— Я выскочил под колеса какому-то экипажу, — усмехнулся мужчина, — и хозяин оного, признав во мне Мэтью Харрингтона, вызвался подвезти меня до дома. В противном случае, не знаю, что со мной и было бы… Спасибо, что спасли мою жизнь! — поблагодарил он с теплой улыбкой.

После этого я облокотилась на его руку, и мы поспешили к выходу. Его слова о спасении кружили мне голову… Я спасла человеку жизнь. Звучало чудесно! Почти как музыка.

— Будет лучше, если нас не увидят вместе, — Харрингтон выпустил мою руку и велел мне отсидеться на мягком диванчике за пальмами, сделать вид, что я провела там все время своего отсутствия. Сам он последовал дальше, и я невольно залюбовалась доставшимся ему телом: высоким, статным, с ярко-голубыми глазами… Нет, глаз со спины я, конечно, не видела, только они поразили меня еще там, в пабе у Эндрюса, и с тех пор я немало о них думала. Голубоглазые мужчины — моя давняя, непреходящая слабость! С телом ему повезло, что уж тут лукавить…

* * *

Я откинулась на спинку дивана и в неуместном, казалось бы, состоянии радостного восторга растянула губы в широкой улыбке. Восторг мой, однако, длился недолго: его вспугнул сдавленный женский крик, заставившей сердце заледенеть.

Харрингтон, все еще беседующий с кем-то у лестницы, встрепенулся, определяя направление крика, а потом направился в сторону комнаты для закусок, и я побежала следом… Читай: пошла быстрым шагом. Бегать в корсете в принципе невозможно! Будь он трижды неладен.

— Доктора. Позовите доктора! — прокричал кто-то.

Гости, бывшие рядом и тоже слышавшие крик, потянулись в том же направлении, и потому, заглянув в комнату, я увидела первым делом лишь ворох голубой ткани на полу и лишь потом поняла, кому он принадлежит.

— Алисия?

Толпа расступилась передо мной — они знали, что девушка на полу моя подруга — и я увидела, как Харрингтон поддерживает голову бьющейся в конвульсиях бедняжки.

— Что с ней происходит? — спросила я в ужасе, и он, оттянув ее нижнее веко, продемонстрировал мне сузившийся до размера булавочной головки зрачок. Похоже, это должно было мне все объяснить, вот только я так ничего и не поняла…

— Передозировка, — произнес он едва слышно. Кажется, ей что-то вкололи… или она сама себе вколола. Шприц брошен здесь же, поглядите под правой рукой… — Я, действительно, увидела и шприц, и небольшой красный прокол на сгибе ее левой руки.

— Боже мой! — ахнула я, а тело Алисии, вдруг выгнувшись дугой, затихло и расслабилось на удерживающих ее руках. Харрингтон опустил девушку на пол и приложил пальцы к ее сонной артерии… Я вопрошающе поглядела на него, и мужчина отрицательно покачал головой.

Сердце Алисии Хэнсли остановилось…

Приглушенный шепот за нашими спинами усилился, и, когда в комнату вбежал мужчина с докторским саквояжем, трагедия достигла апогея: на пороге появились родители погибшей, и толпа расступилась перед ними, словно Красное море — пред Моисеем.

Несчастная женщина вскрикнула, схватилась за сердце, обмякла на руках мужа, и доктор, призванный помочь ее дочери, переключил свое внимание на новую пациентку — Алисии Хэнсли было уже не помочь.

— Джоанна! — материнская рука сграбастала меня за предплечье и с силой потянула на себя. — Где ты пропадала? Я всюду тебя искала.

— Я все время находилась в зале, — соврала я ей в лицо, слишком расстроенная, чтобы обращать внимание на тонкости межличностных отношений.