В ушах все еще звенело от подзатыльника, и я побрела в сторону «аристократишки», стараясь не привлекать внимания двух соглядатаев с оружием.
— Лучше бы вам не выходить главным входом, — шепнула я как бы между прочим, пристроившись рядом и глядя в сторону ринга. Быть вертким мальчишкой оказалось в этом случае крайне полезно…
Мужчина оказался смекалистее меня и столь же невозмутимо поинтересовался:
— Почему?
— Двое напротив желают вам зла. Один в полосатом пиджаке, другой в этой… как там ее, бандане, платке — короче говоря, с повязкой на голове.
Мужчина опустил руку в карман и сунул в мою ладонь монетку.
— Иди к хозяину и спроси про черный ход — получишь еще, когда окажемся снаружи.
Я послушно выполнила его просьбу — Эндрюса мои расспросы нисколько не смутили: он лишь указал головой в сторону барной стойки и продолжил пыхтеть своей вонючей сигарой.
Я не успела сказать Питеру ни слова, а мы с Харрингтоном уже бежали между штабелей винных бочек, дровяных поленниц и куч мусора…
— Кажется, нас преследуют, — просипела я на ходу, ускоряясь по мере сил и возможностей.
— Будет лучше, если мы разделимся! — выкрикнул мужчина, сворачивая направо. Я побежала в противоположном направлении…
Не знаю, как долго я плутала по полутемным проулкам, запутывая следы, словно заяц… или, возможно, кролик, только силы, наконец, окончательно оставили меня, и я, привалившись к стене дома, прислушалась к окружающим звукам.
Никто меня преследовал…
Может, даже и не намеревался! А я заплутала в лабиринте однообразных улиц, найти выход из которых практически нереально… Да и куда выходить? Любой уголок окружающей реальности был чуждым для меня, неродным. Мне негде было приткнуться…
Я нащупала в кармане незнакомый предмет и извлекла его наружу: та самая склянка с янтарно-желтой жидкостью, которая, как я понимаю, и забросила меня в это тело… да и в это место соответственно.
— Выпей меня! — ехидным голосом озвучила я надпись на этикетке. — С таких вот просьб и начинаются все неприятности… — Потом подумала и махнула рукой: — Была ни была! — может, на этот раз я вернусь в свое удобное и довольно любимое женское тело. Хуже точно не будет…
С этими мыслями я и пригубила жидкость из флакона…
Ярмарка невест
Легкие сдавило так, что не продохнуть… Я подумала, что пришел мой смертный час и выдохнула жалостливое «мама», готовая к неминуемой гибели! Даже глаза прикрыла — все равно в них радуги разноцветные переливались.
— Чего орешь-то? — грубо одернули меня, и я-таки распахнула их снова.
Живая! Невредимая. И снова в женском теле…
Схватилась за перетянутые корсетом — не иначе как стальным — ребра и простонала:
— Помогите!
А тот же грубый голос скомандовал:
— Сильнее затягивай! Негоже на балу да с такой-то талией появляться. — И уже в мою сторону: — Я прикажу мисс Кларенс сократить твою порцию вечернего молока, милочка. Ты раздобрела, как на дрожжах…
Я поглядела в большое, во весь рост зеркало, стоящее передо мной, и сердце тревожно екнуло: может, я и была снова женщиной, только уж точно не самой собой… В отражении я лицезрела среднего роста блондиночку с молочно-белой кожей и тщательно завитыми волосами, которая пусть и весьма смутно, но походила на строгую женщину за моей спиной. Мать, конечно же, это была ее… ну, то есть, моя мать. Этот чуточку вздернутый нос, идентичный в двух своих вариациях — молодом и средневозрастном — был явным тому подтверждением…
— Смерти моей желаете, маменька?! — каким-то до странности капризным голосом проблеяла я, ощущая себя втиснутой в банку сарделькой. |