– Такого просто не может быть.
– Приведи мне хотя бы одну причину, почему нет, – в голосе Сары явно слышалась уверенность в том, что муж не найдет приемлемое объяснение.
Но Ирв нашел.
– Я что‑то не припомню, когда в последний раз Соединенным Штатам удавалось хранить в тайне какую‑либо важную информацию такого уровня на протяжении добрых тринадцати лет.
– Ну что же, логично, – признала Сара после недолгого раздумья. – Порой ты выбираешь весьма странные способы утешения, но, знаешь, они помогают.
– А если я попробую еще один, более традиционный? – спросил он с надеждой.
– Нет, – ответила она, помедлив. – Я устала, да и настроение отвратное. Вряд ли мы получим от ЭТОГО большое удовольствие. А тогда какой смысл?
– Знаешь, ты несносна, когда руководствуешься только здравым смыслом, – обиженно проговорил Ирв.
Сара отреагировала на его последнюю реплику коротким смешком, закрыла глаза и почти мгновенно уснула. Ему ничего не оставалось делать, как последовать ее примеру.
* * *
«Лицо Олега, – неприязненно подумал Толмасов, – создано для того, чтобы хмуриться». Эти брови – про себя полковник по‑прежнему называл их «брежневскими», хотя генсек вот уже семь лет как отдал Богу душу и после смерти был основательно вывалян в грязи преемниками – нависали над глазами гэбэшника словно тучи, наползающие на солнце.
– Вам следовало спросить американцев о содержании шифровки, – угрюмо проговорил Лопатин.
– И как вы себе это представляете, Олег Борисович? Они ведь ни разу не интересовались содержимым наших передач. Кроме того, – добавил Толмасов, невольно вторя Эллиоту Брэггу, – вряд ли они ознакомили бы нас с содержимым послания. Если бы Хьюстон не имел причин скрывать от нас последнюю информацию, он не прибегнул бы к шифровке.
– Все же следовало спросить, – подал голос Валерий Брюсов.
– Что вы такое говорите, Валерий Александрович? – спросил Толмасов резче, чем намеревался. Обычно лингвист не высказывался в поддержку Лопатина, и если решился на это сейчас, то, видимо, неспроста. «Неужели я что‑то упустил из виду?» – подумал полковник.
Брюсов легонько потянул себя за ус – жест, вошедший у него в привычку с тех пор, как он начал отпускать усы, рыжеватые, довольно редкие и с проседью.
Потеребив другой ус, он сказал:
– Мы посылаем и принимаем информацию закодированной в силу привычки, по традиции, если хотите. Думаю, что даже товарищ Лопатин согласится, если я скажу, что для нас не имело бы особого значения, узнай американцы, что содержится в большинстве наших шифровок, как из Байконура на «Циолковский», так и отсюда на Землю.
Лопатин нахмурился еще больше.
– Полагаю, для некоторых случаев такое утверждение правомерно, – неохотно признал он, чем безмерно удивил Толмасова. – Ну так и что из того? – продолжил гэбэшник.
– Экипаж «Афины» наверняка догадывается об этом, – сказал Брюсов, назидательно поднимая вверх указательный палец – еще одна привычка, правда более давняя, приобретенная им за время преподавания в университете. – Они, должно быть, изучают нас, равно как и мы – их. Важная черта американцев – нарочитая открытость, не говоря уж о расточительности – в информационном смысле. Если же они получили шифровку, в ней почти наверняка заключено нечто необычное и важное; следовательно, нам стоит спросить их о ней.
– Что ж, попробуем, – пожал плечами Толмасов. – Я спрошу об этом у Брэгга во время ближайшего сеанса связи. |