– Ты мне не ответила.

– Не знать правильный ответ, – Сара вздохнула – почти так же, как это делал Реатур. – Я хотеть попытаться остановить твою кровь, когда почки отделяться от тебя. Сейчас не знать, как. Даже не знать, получится ли у меня. Я пробовать, если ты хотеть.

– Я не знаю, не знаю, не знаю, – проговорила Ламра, все больше поражаясь сходству Сары и Реатура – одинаковые голоса, одинаково сложные мысли в головах. – Спроси Реатура, – нашлась она наконец. – Если Реатур даст согласие, то и я соглашусь.

– Твое тело, – сказала Сара, – твоя жизнь.

– Нет, спроси Реатура.

Сара вскинула в воздух руки – Ламра видела такой жест впервые, а потому не поняла, что он означает.

– Хорошо. Я спросить Реатур. Спросить Реатур сейчас, – она развернулась и направилась к выходу из палат самок.

Ламра проводила ее взглядом и снова почесала зудящую кожу над почками. То, о чем говорила Сара, очень походило на выдумку и поэтому довольно быстро забывалось. К тому же до почкования еще далеко. Во всяком случае, оно случится не завтра. А что будет завтра или послезавтра… К чему заглядывать так далеко?

В зал вбежала Морна и, воспользовавшись задумчивостью подруги, схватила ее за две руки и дернула за них так сильно, что Ламра едва не грохнулась на пол. Взвизгнув, она вытянула сразу три руки, пытаясь шлепнуть Морну, но та увернулась и припустила наутек. Радостно покачивая глазными стеблями, Ламра бросилась ей вдогонку.

* * *

«Странник» с негромким урчанием уверенно пробирался по тундре, пока его правое переднее колесо не наехало на большой камень, припорошенный снегом. Мощная маленькая машина легко преодолела препятствие, правда изрядно тряхнув двоих седоков: рессоры минервохода и набивка сидений оставляли желать лучшего. При создании этого «транспортного средства высокой проходимости» советские конструкторы экономили каждый грамм его веса, чтобы облегчить транспортировку «Странника» на борту «Циолковского».

Верхние и нижние зубы Руставели звучно щелкнули друг об друга, оборвав напеваемую им грузинскую песню. Шота с театральной гримасой схватился за почки.

– Стало быть, вот на что похожа служба в танковых войсках.

– Я бы не возражал, если бы сейчас меня окружало несколько тонн стали. Трясло бы меньше, – ответил Брюсов, крепко сжимавший руль и не отводивший глаз от некоего подобия дороги.

– Я бы тоже, – Руставели поежился и с тоской добавил: – Да и в танке, думаю, было бы потеплее.

В условиях минервитянского климата ветрового стекла и тонких прутьев металлической рамы над кабиной явно не хватало для того, чтобы если не чувствовать себя в минервоходе защищенным, то хотя бы не трястись от холода. «Экономия веса, – с тоской подумал Руставели. – К чертям собачьим экономию веса! Десять дней едем по такой холодрыге… »

Порыв ветра бросил ему в лицо пригоршню снега. Выругавшись, грузин вытер лицо рукой и искоса взглянул на лингвиста. Тому залетавший сбоку снег был словно нипочем. Он, как и остальные трое русских из экипажа «Циолковского», чувствовал себя на Минерве вполне комфортно, надевая телогрейку, валенки и шапку‑ушанку только потому, что этого требовала инструкция. Так, во всяком случае, казалось Руставели.

– Хочется чего‑нибудь согревающего, – пробурчал он. – Женщину, например.

– Увы, тут я вам ничем помочь не могу, – хмыкнул Брюсов. – Может, чайку? – Не дожидаясь ответа, он притормозил, чтобы Руставели смог налить себе чая из термоса, при этом не расплескав его.