– Логично, – признал Толмасов, выдержав длиннейшую паузу. Официальный тон в его голосе Руставели принял теперь как добрый знак. – Я вызываю американцев.

ГЛАВА 6

– Откуда мне знать, что случится, если самка переживет почкование? – раздраженно повторил Реатур. – Самки созревают, мы с ними совокупляемся, а потом они умирают. Всегда.

– А что если одна… будет ПРОДОЛЖАТЬ жить? – спросила Сара. – Если самки тоже вырастать, какими им быть? – Она волновалась оттого, что чувствовала, как мал ее минервитянский словарный запас и как слаба грамматика, чтобы поговорить с хозяином владения убедительнее.

К чести Реатура, он не приказал назойливой человечьей самке заткнуться и не выгнал из своих покоев, как поступил бы, вероятно, средневековый английский барон с наглецом, предлагающим ему радикальную социальную реформу. Слово «барон» казалось Саре наиболее точным переводом на английский титула Реатура, «хозяина владения». Хотя английский термин «барон», само собой, не мог передать всех специфических нюансов, присущих минервитянскому лексикону.

Реатур повернул к гостье третий глазной стебель и неожиданно запел… Или это были стихи? При декламации хозяин владения активно жестикулировал, таким образом пытаясь помочь Саре уловить смысл его слов. Но она все равно не поняла значения этого «эстрадного номера»: Реатур не делал пауз для объяснений. Скорее всего, он исполнял что‑то похожее на балладу, печальную балладу, судя по заунывности мотива.

В конце концов до Реатура дошло, что слушательница не понимает его. Он осекся на полуслове и вновь перешел к обычному языку.

– Эта история о хозяине владения, трое самок которого почковались в один день. Здесь говорится о его скорби, когда он отдает последнюю из них на съедение падальщикам. Любой самец, взрастивший самку до достижения ею периода почкования, поймет, сколь сильна его скорбь. А как же иначе? Мы ведь не животные, и самки наши – не животные.

– Да, но самки не как самцы, они слишком скоро умирать. Позволь самки быть как самцы. Я попробовать помогать Ламре жить после почкования, помогать ей вырасти. Да? – Сара пристально посмотрела на Реатура. Больше всего на свете она хотела спасти Ламру от жуткой смерти, но не знала минервитянских слов для того, чтобы выразить это. Наконец ей удалось составить подходящую фразу.

И тут у нее на поясе громко запищала рация.

Сара буквально подпрыгнула, а заветная, тщательно выстроенная фраза вылетела из головы. Реатур тоже слегка испугался; его глазные стебли чуть дернулись.

– Сара, ты слышишь меня? – раздался нетерпеливый голос Брэгга. – Ты где?

– Я в замке, Эллиот, разговариваю с Реатуром.

– Пожалуйста, возвращайся на корабль. – Несмотря на «пожалуйста», просьба прозвучала как приказ.

– Дай мне еще пять минут, – взмолилась Сара, надеясь, что ускользнувшая фраза вернется.

– Ни минуты, – буркнул Брэгг. – Критическая ситуация.

– Выезжаю, – Сара крепко сжала руки в кулаки, но из‑за толстых перчаток даже не почувствовала, как ногти впиваются в плоть – это помогло бы ей дать выход гневу. – Я должна уходить сейчас, – обратилась она к Реатуру. – Мы поговорить о Лам‑ре позже, да?

– Полагаю, это возможно, – милостиво согласился Реатур.

Саре ничего не оставалось, как довольствоваться этим.

– Проклятье, проклятье, проклятье, – бормотала она себе под нос, направляясь к выходу из замка, где ее ждал велосипед.

Быстрая езда немного успокоила нервы, и все же Сара затормозила около «Афины» так резко, что едва не перелетела головой вперед через руль.