Но зачем?
– Если Эстэве станет известно, что мы знаем про него и про пистолет...
– О Боже, – побледнела она. – Брет ни за что ему не расскажет.
– Давайте позвоним.
Она крутанулась на стуле, взяла телефон на столе позади себя и набрала номер.
– Брета Роджерса, пожалуйста, – попросила она, дождавшись, когда кто то ответил.
На подставке за столом стояла кофеварка, в одном из кофейников почти вся вода уже выкипела, в кабинете стоял сильный запах жженого кофе.
– Его нет? – спросила Кэролайн. – Вы уверены? Спасибо... – Повесив трубку, она развернулась ко мне. – Сказали, что его нет, что он не приходил на работу.
Она снова подняла трубку и набрала другой номер. Я прошел к кофеварке и снял кофейник с плитки.
– Не отвечает, – сказала Кэролайн. – Я еду домой.
– Я отвезу вас.
Она хотела что то сказать, но передумала. Ее пальто висело на вешалке в кабинете. Я подал его ей, и мы вышли из библиотеки.
С визгом колес по мерзлому грунту, я вывел «мустанг» на Норт стрит. Все десять минут до дома Кэролайн молчала. Мне тоже не о чем было говорить.
Когда она вставляла ключи в замок и открывала дверь, я стоял рядом и проник в дом первым, как только дверь открылась и из нее пахнуло запахом пороха.
В гостиной был все тот же порядок и сплошной ситец, как и вчера, если не считать, что в центре на домотканном коврике лежал вниз лицом Брет Роджерс. На его хлопчатобумажной фланелевой рубашке чернела загустевшая кровь. Я опустился перед ним на колено и потрогал пульс. Пульса не было. Тело уже начало остывать. Я обернулся к Кэролайн. Она стояла в дверном проеме с опущенными руками и безо всякого выражения на мертвенно бледном лице. Я чуть сдвинулся, пытаясь прикрыть от нее тело мальчика. Колени ее начали подгибаться, она медленно осела на пол и уже сидя закричала. Я подполз к ней на четвереньках и обнял ее. Тело Кэролайн, твердое и жесткое, напоминало плетеный соломенный стул. Гортанный монотонный звук вылетал как бы из самого нутра. Я бессмысленно водил рукой по ее спине. И молчал.
Глава 23
Я проехал восемьдесят миль, разделявшие Уитон и Кембридж, и, когда Сьюзен выходила из кабинета вместе со своим последним пациентом, уже сидел на зеленом кожаном стуле в холле, читал номер «Нью Йоркера». Увидев меня, она просияла.
Ее последним пациентом оказалась крепко сбитая женщина в хлопчатобумажных штанах и с синим рюкзачком за плечами.
– До свидания, мисс Льюис, – попрощалась с ней Сьюзен. – Увидимся в четверг.
Мисс Льюис кивнула и вышла, не удостоив меня своим вниманием. Закрыв за ней дверь на задвижку, Сьюзен подошла ко мне и уселась на колени.
– Вы обратились по верному адресу, мистер Я постараюсь вам помочь.
Я улыбнулся. Мы поцеловались.
– Диагноз уже поставлен? – спросил я.
– Безумие траханья.
– Отбросим научные термины. Надежда есть?
– Постараемся поддерживать ваше состояние на нынешнем уровне – это лучшее из того, что возможно. Надежд на излечение – никаких.
Я прижался щекой к ее груди – от нее пахло дорогими духами – и ощутил биение ее сердца.
– У тебя все в порядке? – обеспокоенно спросила Сьюзен.
– Не знаю. Надо поесть и поговорить.
– Я обещала поужинать с Пэтти Грейф. Встречаемся в «Харвесте». Может, присоединишься к нам? А потом поговорим.
– Хорошо.
Братл стрит уже погрузилась в ночную тьму: празднично сияли огромные окна театра «Амери кен Рэп», матово светили запотевшие глазницы пекаренки, где всегда продавали только что испеченные круассаны. В витринах салона «Крейт энд Баррел» в здании Центра Дизайна мирно уживались разноцветные безделушки и элегантные складные стульчики. |