И, в самом деле, физиономия дня была такова, что могла навести уныние и на человека повеселее Домпса. С осьми часов утра лил сильный дождь, не прекращаясь ни на минуту; каждый, кто только входил в Чипсэйд или выходил оттуда, казался мокрым, холодным и грязным. Всякого рода заброшенные и долго скрываемые зонтики были пущены в дело. Безпрестанно встречались кэбы, с "таксой", так тщательно вставленной между стеклом и глянцовитыми каленкоровыми занавесками, как таинственная картинка в каком нибудь радклифовском замке; от лошадей дилижанса пар валил как из паровой машины; никто не думал "пережидать" под навесами подъездов и под воротами: каждый был убежден, что это была бы тщетная попытка, и потому каждый торопился к своей цели, припрыгивая и перескакивая через лужи, остерегаясь грязи, скользя во гладким тротуарам, точь-в-точь, как аматёры катанья на коньках, во время гулянья на канале Серпентэйн.

Домпс остановился на минуту: он вспомнил, что на крестины ему нужно было показаться в щеголеватом виде. Взять кэб значит наверное перебрызгаться грязью, взять карету - это не согласовалось с его экономическими идеями. На противоположном углу стоял дилижанс - самое последнее средство, - но зато он не разу еще не слышал, чтобы дилижансы опрокидывались, и в случае, еслиб кондуктор, по неловкости своей, столкнул его в грязь, то за это Домпс мог бы "вывести его самого на чистую воду".

- Не угодно ли, сэр? вскричал молодой джентльмен, исполнявший должность кондуктора при дилижансе "Деревенские Ребята".

Домпс перебрался через улицу.

- Пожалуйте сюда! закричал возничий дилижанса "Не зевай", загородив вход к дверям своего противника. - Сюда! пожалуйте сюда! тот дилижансе полнехонек!

В раздумьи Домпс остановился, и в то время, как с дилижанса "Деревенские Ребята" посыпался сильный град проклятий на дилижанс "Не зевай", кондуктор с "Адмирала Нэпира" решил спор самым удовлетворительным образом, схватив обеими руками Домпса и всунув его в средину своей кареты, которая только что подъехала, и в которой недоставало не более как шестнадцати человек.

- Пошел! вскричал "Адмирал", и карета загремела, как паровоз в полном ходу, с похищенным пассажиром, то привскакивая на выдавшихся камнях мостовой, то соскакивая с них, то покачиваясь в одну сторону, то в другую.

- Ради Бога! где я должен сидеть? спросил несчастный Домпс старого джентльмена, в грудь которого он толкнул уже в четвертый раз.

- Где вам угодно; только пожалуста оставьте мою грудь в покое, отвечал старый джентльмен, довольно сердитым тоном.

- Может быть, джентльмену лучше бы хотелось сесть на козлы, подхватил мокрый адвокатский писец, в розовой рубашке и с улыбающейся физиономией.

После нескольких толчков, не имевших, однако, никаких дурных последствий, Домпсу удалось наконец завладеть местечком. В добавок к невыгодному положению этого места, - находившагося под боковым окном, которое не запиралось, и между дверным, которое, по принятому правилу, не должно было запираться, - в самом близком соприкосновении с ним находился пассажир, который все утро проходил без зонтика и до такой степени был мокр, что казалось, как будто целый день просидел в чане полном воды... и даже не был ли он и еще мокрее?

- Сделай милость, не хлопай дверью, сказал Домпс, обращаясь к кондуктору, который только что впустил еще четырех пассажиров: - нервы мои чрезвычайно слабы - это губят меня.

- Кажется, джентльмен изволит что-то говорить? отвечал кондуктор, всунув в дверное окно голову и стараясь показать вид, что он не понял требования Домпса.

- Я сказал, чтоб ты не хлопал дверью! повторил Домпс, с самым кислым выражением в лице.