Изменить размер шрифта - +
Она ничего не скажет.
   — Ты женишься на ней, что ли? — спросил Кьюбит. Дэллоу засмеялся.
   Малыш вынул руки из карманов и сжал их так, что побелели костяшки.
   — Кто говорит, что я женюсь на ней? — спросил он.
   — Спайсер, — ответил Кьюбит.
   Спайсер попятился от Малыша.
   — Слушай, Пинки, — сказал он, — я подумал об этом только потому, что тогда она стала бы безопасной. Жена не имеет права давать показания.
   — Мне не нужно жениться на этой никудышной девчонке, чтобы сделать ее безопасной. Как нам сделать безопасным тебя, Спайсер? — Он провел языком по сухим потрескавшимся губам. — Если для этого достаточно полоснуть бритвой...
   — Это была просто шутка, — вмешался Кьюбит. — Не надо принимать это всерьез. Ты шуток не понимаешь, Пинки.
   — Ты думаешь, это было бы забавно, а? Чтобы я женился, да еще на такой паршивой девчонке? Ха, ха, — засмеялся он каркающим смехом. — Придется мне кое-чему научиться. Пошли, Дэллоу.
   — Подожди до утра, — сказал Кьюбит. — Подожди, пока вернутся остальные ребята.
   — Ты что, тоже дрейфишь?
   — Ты вот не веришь, Пинки. Но мы должны действовать полегоньку.
   — Ты со мной, Дэллоу? — спросил Малыш.
   — Я с тобой, Пинки.
   — Тогда пошли, — сказал Малыш.
   Он направился к умывальнику и открыл маленькую дверцу, за которой стоял ночной горшок. Он пошарил за горшком и вытащил тоненькое лезвие, такое, каким женщины подбривают себе брови, но с одного края затупленное и обернутое изоляционной лентой. Он сунул его под длинный ноготь большого пальца, единственный ноготь, который не был у него обкусан, и натянул перчатку.
   — Через полчаса мы вернемся с деньгой, — сказал он, вышел из комнаты, хлопнув дверью, и спустился по лестнице пансиона Билли. Холод от мокрой одежды проникал до самых костей, лицо сморщилось от озноба, узкие плечи вздрагивали. Он бросил через плечо шагавшему за ним Дэллоу:
   — Мы пойдем к Бруеру. Довольно будет проучить его одного.
   — Как знаешь, Пинки, — ответил Дэллоу.
   Дождь перестал; был отлив, и мелкое море отступало вдали от песчаной отмели. Где-то часы пробили полночь. Дэллоу вдруг захохотал.
   — Что это тебя разбирает, Дэллоу?
   — Я вот о чем думаю, — ответил Дэллоу. — Ты мировой парень. Пинки. Кайт правильно сделал, что принял тебя. Ты идешь напролом, Пинки.
   — Ты молодец, — сказал Пинки, глядя вперед; лицо его передергивалось от озноба.
   Они прошли мимо «Космополитена», мимо фонарей, горевших там и здесь на огромной набережной, к башенкам, выделявшимся на фоне быстро бегущих облаков. Когда они проходили мимо кафе Сноу, там погасло последнее окно. Они повернули на Олд-Стейн. У Бруера был дом возле трамвайной линии на Льюис-роуд, почти под железнодорожным мостом.
   — Он уже лег спать, — сказал Дэллоу.
   Пинки позвонил, не отнимая пальца от кнопки. По обеим сторонам дороги тянулись ряды низеньких, закрытых ставнями, лавочек; по безлюдному шоссе, звеня и качаясь, прошел пустой трамвай с надписью «В парк»; пассажиров в нем не было, кондуктор дремал на одной из скамеек, крыша блестела от ливня. Пинки все держал палец на кнопке звонка.
   — Почему Спайсер сказал это... о том, что я женюсь? — спросил Малыш.
   — Он просто подумал, что это заткнет ей глотку, — ответил Дэллоу.
   — Такие, как она, меня не волнуют, — сказал Малыш, нажимая на кнопку звонка.
Быстрый переход