Она стояла бледная и решительная, с виноватым видом, затаив дыхание.
— Тогда вы получили бы десять фунтов, а не десять шиллингов.
— Я пойду вам за пивом.
— Пожалуй, я лучше подожду. Пускай за пиво заплатит тот джентльмен, который угощает меня завтраком. — Айда взяла обратно обе монеты, и глаза Роз проследили за ними до сумочки, куда она их спрятала. — Деньги целее будут, — тихо сказала Айда, внимательно разглядывая худое лицо, большой рот, слишком далеко расставленные глаза, бледность, несформировавшуюся фигуру, и, вдруг снова став шумной и веселой, она помахала рукой и громко позвала: — Фил Коркери, фил Коркери!
Коркери был одет в блейзер с какой-то эмблемой на кармане и в рубашку с крахмальным воротничком. Он выглядел так, как будто нуждался в дополнительном питании, как будто был изнурен страстями, удовлетворить которые у него не хватало мужества.
— Не хмурься, Фил. Что ты будешь есть?
— Бифштекс и почки, — мрачно сказал Коркери. — Девушка, мы хотим выпить.
— За пивом придется послать.
— Хорошо, тогда принесите две большие бутылки.
Когда Роз вернулась, Айда представила ее Коркери.
— Это та девушка, которой так повезло. Она нашла карточку.
Роз попятилась, но Айда задержала ее, цепко ухватившись за рукав черного бумажного платья.
— А много он ел? — спросила Айда.
— Я ничего не помню, — ответила Роз, — право, ничего.
Их лица, слегка раскрасневшиеся от теплого летнего солнца, казались ей светофорами, предупреждающими об опасности.
— Как он выглядел? Было похоже, что он скоро умрет? — спросила Айда.
— Как я могу это сказать? — ответила Роз.
— Ведь вы, наверное, разговаривали с ним?
— Я с ним не разговаривала. Я совсем замоталась. Я только сунула ему пиво Басе и булочку с колбасой и больше его не видела.
Она вырвала из руки Айды свой рукав и убежала.
— Не много ты от нее узнаешь, — сказал Коркери.
— Ну нет, я узнала даже больше, чем надеялась.
— И что же тут странного?
— Как раз то, что сказала эта девушка.
— Немного она сказала.
— Она сказала достаточно. Я всегда чувствовала, что здесь что-то не так. Видишь ли, он говорил мне в такси, что умирает, и на минуту я ему поверила: меня прямо трясло, пока он не признался, что это выдумки.
— Да он же в самом деле умирал.
— На он имел в виду не такую смерть. Я это нутром чувствую.
— Как бы то ни было, установлено, что он умер своею смертью. И я не вижу, о чем тут беспокоиться. Сегодня чудесный день, Айда. Давай покатаемся на «Брайтонской красавице» и обсудим все это. На море всегда открыто, без перерыва. В конце концов, если и вправду он покончил с собой, это уж его дело.
— Если он покончил с собой, — возразила Айда, — то, значит, его довели до этого. Я слышала, что сказала девушка, и теперь я знаю: это не он оставил здесь карточку.
— Боже милостивый! — воскликнул Коркери. — Что это ты придумала? Не говори таких вещей. Это опасно.
Он сделал нервный глоток, и адамово яблоко заходило вверх и вниз под кожей его птичьей шеи.
— Это, правда, опасно, — сказала Айда, глядя на худенькую шестнадцатилетнюю фигурку, затянутую в черное хлопчатобумажное платье, слыша, как — динь-динь-динь — звякал стакан на подносе, который несла нетвердая рука, — но для кого — это другой вопрос. |