|
Знаю, что у тебя есть адвокат, машина, приятели. Но этот дом. — Она беспомощно умолкла, пытаясь выразить те чувства, которые вызвала в ней его жизнь, — с ним были связаны разные странные события и катастрофы: незнакомец с карточкой, драка на бегах, злосчастное падение с лестницы. Ее лицо вдруг стало твердым и решительным, и в Малыше внезапно возник слабый порыв чувственного влечения. — Тебе нужно выбраться отсюда. Ты должен жениться на мне, как обещал. — Сейчас окончательно выяснилось, что нельзя. Я говорил со своим адвокатом. Слишком уж мы молоды. — Ну, это меня не беспокоит. В конце концов, это ведь не настоящее замужество. Регистрация ничего не значит. — Убирайся откуда пришла, — грубо оборвал он, — шпионка ты несчастная. — Не могу, — ответила она, — меня выгнали. — За что это? — Ему показалось, что у него на руках захлопнулись наручники. В нем вспыхнуло подозрение. — Я нагрубила клиентке. — Из-за чего? Какой клиентке? — Ты что, не догадываешься? — спросила она и запальчиво продолжала: — В конце концов, кто она такая? Вмешивается... Пристает... тебе-то уж, наверное, известно. — Никогда в жизни не знал ее, — ответил Малыш. Всю свою осведомленность, извлеченную из грошовых романов, вложила Роз в этот вопрос: — Она что, ревнует? Это та самая?.. Понятно, что я хочу сказать? — В ее взволнованном вопросе прозвучало запрятанное в душе, словно орудие, замаскированное на военном корабле, чувство собственности. Она принадлежала ему как стол или стул; но и стол владеет нами тоже — на нем остаются отпечатки наших пальцев. Он принужденно засмеялся: — Кто, она? Да она мне в матери годится. — Тогда чего она хочет? — Откуда мне знать? — Как ты думаешь, нужно мне пойти с этим в полицию? — Она протянула ему газету. Простота или коварство вопроса поразили его. Можно ли считать себя с ней в безопасности, если она так плохо представляет, насколько сама уже замешана в темные дела? — Тебе нужно действовать осторожно, — предостерег он и тут же подумал с тупым безразличием, смешанным с отвращением (целый день он был как в аду): «Мне все-таки придется на ней жениться?..» Он выдавил из себя улыбку — мышцы снова становились послушными — и сказал: — Видишь ли, тебе незачем над всем этим задумываться. Я все-таки женюсь на тебе. Есть способы обойти закон. — А зачем нам соблюдать законы? — Не хочу никаких кривотолков. Меня устраивает только женитьба, — ответил он с напускным возмущением. — Мы поженимся по-настоящему. — Настоящим-то это не будет, что бы мы ни сделали. Священник в соборе Святого Иоанна... он говорит... — Нечего тебе попов слушать, — прервал он, — они не разбираются в жизни так, как я. Взгляды меняются, жизнь идет вперед... — Слова его разбивались о ее непоколебимую покорность. Лицо ее лучше слов утверждало, что взгляды никогда не меняются, что земля не движется — что она застыла на месте, что из-за этого разоренного пространства идет спор между двумя вечными началами — Добром и Злом. Они смотрели друг на друга, как обитатели разных миров, но, подобно воюющим сторонам на Рождество, они заключили временное перемирие. — В конце концов, тебе это все равно, — сказал он, — а я хочу жениться... по закону. — Ну, раз тебе хочется... — сказала она, кивнув головой в знак полного согласия. |
