Моя кукуруза сделала меня на один день знаменитостью районного масштаба. Где-то в начале сентября я со своей кукурузой участвовал в районном смотре достижений школьных селекционеров и получил первый приз — книжку, на первой странице которой был изображён кукурузный початок, где каждое зерно было стилизованной поросячьей мордой. Поднимаясь за подарком и почётной грамотой, я запнулся и грохнулся посреди сцены районного дома культуры. Конечно, зрителей это позабавило.

Кстати сказать, все мои появления на сцене всегда заканчивались конфузом. В четвёртом классе меня заставили танцевать какой-то танец. На репетициях вроде всё получалось, а на сцене я растерялся, топал не в лад, шёл не в ту сторону, словом, всё перепутал и перепортил. Другой раз я что-то запевал, а на сцене пустил такого «петуха», что это поняли самые тугоухие. Но вершиной моего позора была пьеса «Мишкина каша», кажется, по Носову, где я играл главную роль. От волнения и страха перед публикой я забыл все слова роли и убежал из заводского клуба, где собрались на премьеру с полтысячи зрителей. Все эти страдания выкристаллизовались во мне в непоколебимое убеждение, что сцена и актёрство — это не для меня. И, слава Богу, что это так! В дальнейшем мне приходилось общаться с артистами, даже немалого полёта, всё это были люди с заёмным умом и недалёкого кругозора, как правило. Но ведь недаром говорят, что бог шельму метит. А иначе, как шельмой, артисту быть нельзя, а то сомнут, затопчет своя же братия.

В пятом классе начали преподавать историю древнего мира. Учителем истории у нас была весьма занимательная и темпераментная личность по фамилии Падалица. Ему удалось меня сразу заразить древностью, Грецией, Римом. На его уроках я сидел не шелохнувшись, вбирал и впитывал в себя каждое слово. Тогда-то мне, наверное, удалось прочитать книжку «На краю Ойкумены», которая открыла мне таинственный мир людей прошлого. Я стал понимать, что время — это не просто счёт минут, часов и суток, а бесконечное протяжённое пространство, что мир не оканчивается за околицей Копая, а простирается в бескрайнюю даль. Я стал читать все доступные мне книги по истории, географии, читал их с жадностью, перечитывал наиболее интересные по несколько раз. Наша заводская библиотека была довольно большой, и я в ней стал, пожалуй, самым старательным читателем.

Чтение пробуждало фантазию. Я представлял себя участником исторических событий: я был спартанцем под Фермопилами, рабом из войска Спартака, матросом в эскадре Колумба, разведчиком в отряде Пржевальского, — кем только ни был. Правда, у меня тогда появилось и другое, не менее сильное увлечение — спорт. Занимался всем, что мне было доступно. Мама выписала мне журнал «Спортивные игры», и я узнал о ведущих футбольных командах, с замиранием сердца слушал репортажи с футбольных матчей, которые проходили в Москве. Стрельцов, Симонян, Яшин — имена, знакомые мне с детства.

Спортивные секции в школе работали, но вели их люди необразованные, в чём их упрекнуть вряд ли можно, ведь шёл всего 1956 год. Все тренировки заключались только в повторении одного и того же. Прыгуны — прыгали, бегуны — бегали, футболисты до изнеможения пинали мяч на кочковатом поле. О силовой, скоростной, тактической подготовке не могло быть и речи. Но энтузиазм, с которым мы занимались, был на высоте.

В седьмом классе учитель физкультуры и военного дела, бывший офицер-фронтовик, выдал мне малокалиберную винтовку «тозовку» и десять пачек патронов. По мысли наставника я должен был тренироваться дома, а затем выступать на соревнованиях. Конечно, сейчас подобное немыслимо. А тогда это ни у кого не вызвало протеста.