- Давай полью! - сердито сказала Серафима, вынося полотенце и ковшик. -

Да куда ты прячешься?  Подайся к свету...  Батюшки!  -  тихо вскрикнула она,

рассмотрев на лбу Бумбараша струйку запекшейся крови. - Семен, кто это тебя?

- И, вдруг догадавшись, она спросила: - Ты у нее был? Гаврилка?..

     - Серафима,  - сказал Бумбараш, - я под окном все слышал... Вы с братом

будете ко мне хороши,  и  я к вам хорош...  буду.  Смотрите,  чтоб никому ни

слова!.. Кинь мне что-нибудь на сеновале. Я там лягу.

     - Да зайди хоть в избу!

     - Не надо,  - заматывая голову полотенцем, отказался Бумбараш. - А отцу

скажи -  захмелел,  мол,  Семен и  на сеновал спать пошел.  А  больше смотри

ничего...

x x x

     На  следующий день  Бумбараш с  сеновала не  слазил.  Если бы  Гаврилка

Полувалов увидел его  голову [то  сразу догадался бы,  кто  это  был вчера в

саду, и тогда], Вареньке пришлось бы плохо.

     Бумбараш решил отлежаться,  а  наутро чуть свет уйти в Россошанск и там

переждать с недельку у дяди, который был жестянщиком.

     Несколько раз с новостями прибегала на сеновал Серафима.

     - Полувалов к окошку подходил,  -  сообщила она. - Тебя спрашивал. "Он,

говорю,  на  хутор к  крестной пошел".  -  "Домой вечор от меня он не пьяный

воротился?" -  "Да нет,  говорю,  как будто бы в себе.  Поиграл на Васькиной

балалайке да и спать лег".

     А на селе,  Семен, что-то неспокойно. Охранники шмыгают туда-сюда. Люди

болтают,  будто приказ вышел -  охраны больше не  нужно и  винтовки сдать на

станцию.  А Гаврилка будто бумагу эту скрывает.  Кто их знает? Может быть, и

враки? Разве теперь разберешь...

     После обеда Серафима появилась опять:

     - Варьку у колодца встретила.  Вдвоем мы были.  Больше никого. Вытянула

она ведро да будто невзначай опрокинула.  "Набирай, говорит, я передохну". А

сама стоит и смотрит и,  видать, мучается, а спросить боится... Я ей говорю:

"Ты,  Варвара,  от меня не прячься... Семен дома. На сеновале лежит". У ней,

видать,  дух захватило. "А что так?" - "Да голова у него малость побита и на

лбу ссадина.  Тебя выдать боится". - "Серафима! - шепчет она, а сама чуть не

в слезы. - Христом богом тебя молю: скажи ты ему, чтобы схоронился он отсюда

подальше. Вижу я, что к худому идет дело".

     Тут она замолчала,  ведро из колодца тянет.  Руки, вижу, дрожат, а сама

бормочет:  "Пусть Семен Яшке Курнакову скажет:  беги,  мол,  и ты, а то беда

будет..."

     А  что за беда,  я  так и недослышала.  Схватила Варька ведра да домой,

чуть не бегом.

     К вечеру Серафима рассказывала:

     - Яшка Курнаков приходил.  Тебя ищет. Я ему говорю: "Дома нету, кажись,

в рощу,  на пасеку к крестному,  пошел.  Не знаю -  вернется,  не знаю - там

заночует...  Яшка,  - говорю ему, - ты берегись.