Выстрелы раздавались все ближе и ближе.  Но стреляли, очевидно, наугад,

без толку.

     - Ну,  бог  с  тобой,  уходи,  уходи!  -  заторопила Серафима.  -  Мимо

воробьевской бани ступай, прямо через речку, вброд - там мелко.

     - Через мельницу не ходи,  -  прошептала Варенька, - там наши... банда.

Пусти, Семен, теперь уже нечего!

     Она вырвалась и убежала.

     В избе захныкали потревоженные ребятишки.

     Бумбараш выломал из плетня жердь и,  не сказав ни слова,  зашагал через

огородные грядки к спуску на речку.

     Серафима перекрестилась и юркнула в избу.

     Через минуту в окошко застучали.  Серафима молчала.  Тогда забарабанили

громче и загрохали прикладом в калитку.

     Серафима с яростью распахнула окно и плюнула прямо кому-то в морду.

     - Ах ты,  бесстыжая рожа!  -  взвизгнула она на всю улицу. - Ты, Пашка,

чего  безобразишь?  С  постели соскочить не  дают!  Мужик больной,  детей до

смерти перепугали!  Ты  бы  еще оглоблей в  стену!..  Ну,  чего надо?  Нету,

говорю,  Семена!  Так вам с утра еще было и сказано.  Идите ищите!  Нам он и

самим как прошлогодний снег на голову...  Да что ты мне своим ружьем в грудь

тычешь? Так я твоей пули и испугалась!

x x x

     Проснулся Бумбараш под  стогом сена  верстах в  десяти от  Михеева и  в

тридцати - от Россошанска.

     Утро было теплое,  солнечное.  На  речке гоготали гуси.  Под горою,  на

лугу, ворочалось коровье стадо.

     По  дороге  тарахтели телеги,  и  с  котомками за  плечами  шли  мирные

путники.

     И  чудно было  даже вспомнить и  подумать,  что  по  всей этой широкой,

спокойной земле,  куда ни  глянь,  куда ни кинь,  упрямо разгоралась тяжелая

война.

     Бумбараш подошел к  ручью,  умылся,  напился,  а  позавтракать решил  в

деревне Катремушки, до которой оставалось уже недалеко.

     И  странное  дело...  Шагая  по  мягкой  проселочной дороге,  пропуская

обгонявшие его подводы,  здороваясь с встречными незнакомыми пешеходами, под

лучами еще  не  жаркого солнца,  под  свист,  треньканье и  бренчанье лесных

пичужек,   впервые   ощутил   Бумбараш  совсем   неведомое  ему   чувство  -

безразличного покоя.

     Впервые за долгие годы он ничего не ждал и  сам знал точно,  что и  его

нигде не  ждут  тоже.  Впервые он  никуда не  рвался,  не  торопился:  ни  с

винтовкой в  атаку,  ни с  лопатой в  окопы,  ни с  котелком к  кухне,  ни с

рапортом к взводному,  ни с перевязкой в лазарет, ни с поезда на подводу, ни

с  подводы на  поезд.  Все,  на  что  он  так надеялся и  чего хотел,  -  не

случилось.