каждому было интересно, как же братья теперь будут рассчитываться.

     - А  я  смотрю,  кто это прет?  Да прямо в  сени,  да прямо в  избу,  -

торопилась рассказать Серафима.  -  "Господи,  думаю,  что за напасть!" Мы и

панихиду отслужили,  и  поминки справили...  Мишка  недавно нашел где-то  за

комодом фотографию и спрашивает: "Маманька, кто это?" - "А это, говорю, твой

покойный дядя Семен.  Ты же,  паршивец, весь портрет измуслякал и карандашом

исчиркал!"

     - Будет тебе крутиться!  -  сказал жене Василий и взялся за бутылку.  -

Как, значит, вернулся брат Семен в здравом благополучии, то за это и выпьем.

А тому писарю,  что бумагу писал,  башку расколотить мало. Замутил, запутал,

бумаге цена копейка, а теперь сами видите - вота, разделывайся как хочешь!

     - Бумага казенная,  -  с беспокойством вставила Серафима.  -  На бумагу

тоже зря валить нечего.

     Самогон обжег Бумбарашу горло.  Не пил он давно,  и хмель быстро ударил

ему в голову.

     Он  отвалил на  блюдце две  полные пригоршни сахару и  распечатал пачку

светлого табаку.

     Бабы охнули и зазвенели стаканами.  Мужики крякнули и полезли в карманы

за бумагой.

     В избе стало шумно и дымно.

     А  тут еще распахнулась дверь,  вошел поп с  дьячком и  прямо от порога

рявкнул благодарственный молебен о благополучном Бумбараша возвращении.

     - Варька Гордеева мимо окон в лавку пробежала...  - раздвигая табуретки

и освобождая священнику место, вполголоса сообщила Серафима. - Сама бежит, а

глазами на окна зырк... зырк...

     - А мне что?  -  не поворачиваясь, спросил Бумбараш и продолжал слушать

рассказ деда  Николая {отца  Серафимы.  -  Ред.},  который ездил на  базар в

Семикрутово и видел, как атаман Долгунец разгонял мужской монастырь.

     - ...Выстроил,  значит,  Долгунец монахов  в  линию  и  командует:  "По

порядку номеров рассчитайся!" Они,  конечно,  монахи,  к расчету непривычны,

потому что не  солдаты...  а  дело божье.  К  тому же  оробели,  стоят и  не

считаются...  "Ах,  вон что!  Арихметику не знаете?  Так я вас сейчас выучу!

Васька, тащи сюда ведерко с дегтем!"

     На  что ему этот деготь нужен был -  не знаю.  Однако как только монахи

услыхали, ну, думают, уж конечно, не для чего-либо хорошего. Догадались, что

с них надо, и стали выкликаться.

     В аккурат сто двадцать человек вышло.  Это окромя старых и убогих.  Тех

он еще раньше взашей гнать велел.

     "Ну, говорит, Васька, вот тебе славное воинство. Дай ты им по берданке.

Да чтобы за три дня они у тебя и штыком,  и курком,  и бонбою упражнялись. А

на четвертый день ударим в бой!"

     Те,  конечно, как услыхали такое, сразу и псалом царю Давиду затянули -

и  в ноги.  Только двое вышли.  Один россошанский -  булочника Федотова сын.

Морда -  как  тыква,  сапогом волка зашибить может.