Был четырнадцатый день после выезда из Сиднея. На противоположном берегу тоже стояло два десятка машин; их владельцы рассказали нам, что почти неделю были заперты между Кайа и следующей рекой. Правда, последний в их колонне — он прибыл только что — ехал из Мельбурна уже без помех. Видимо, наши главные трудности остались позади. И хотя у нас было условлено держаться заодно до самого конца, тут нетерпение взяло верх — через несколько часов колонна сама собой рассыпалась.
Как только мы въехали в штат Виктория, началась отличная сухая дорога. По-прежнему шоссе окаймлял густой эвкалиптовый лес. Устроили привал на ночь всего в ста метрах от дороги, но нам показалось, что мы очутились среди дикой, нетронутой природы, перенеслись назад во времени на сотни, если не на тысячи лет. Это впечатление усиливалось при виде больших ящериц, которые бегали по зарослям. А когда в сумерках начали безумно хохотать кукабурры, мне даже стало не по себе. На Маруиу таинственная обстановка никак не подействовала, может быть, потому, что она слишком была занята погоней за ящерицами. Закончив в фургоне приготовления на ночь, я отправился к ней на лужайку помочь. Пока что Маруиа ничего не поймала. Ящерицы размерами не уступали ей, а бегали, словно борзые. Когда я пришел, Маруиа стояла неподвижно под деревом и смотрела вверх.
— Тихо, папа, осторожно… Там на дереве мишка сидит, — взволнованно прошептала она.
«Мишкой» Маруиа называла австралийского сумчатого медведя. В самом деле: вниз по стволу медленно сползал светло-серый коала. Не обращая внимания на нас, он продолжал спуск, пока не сел на землю. Затем так же неторопливо, точно во сне, побрел к соседнему эвкалипту, с черепашьей скоростью вскарабкался на него, выбрал себе ветку, удобно сел и принялся жевать листья. Только когда Маруиа окликнула его, коала удостоил нас своим вниманием. Но мы его не очень-то заинтересовали; он только сморщил свой носик и продолжал с отсутствующим видом уписывать жесткий эвкалиптовый лист.
Его поведение нас не удивило. Мы видели немало коал и знали, что эти миролюбивые животные больше всего на свете любят покойно сидеть на дереве и спать или есть листья. Но у коалы очень строгие вкусы. Из трехсот пятидесяти видов эвкалипта, известных в Австралии, он ограничивается примерно дюжиной. Если не будет нужных листьев, коала умрет от голода, другая пища ему не подходит. Интересно: в листьях эвкалипта достаточно влаги, чтобы коала мог совершенно обходиться без воды. Недаром его имя, взятое из языка одного австралийского племени, означает «непьющий». Переваривать однообразную и суховатую пищу коале помогает слепая кишка двухметровой длины. Изрядно для животного, рост которого не превышает полуметра, а вес — десяти килограммов. Как правило, коала сидит на одном дереве, пока не съест все листья. На землю спускается несколько раз в месяц, когда переходит с дерева на дерево.
Хотя коалу прозвали сумчатым медведем, он не родственник наших европейских медведей, а относится к семейству, которое широко представлено в Австралии. Останки ископаемых сумчатых обнаружены и в Азии, и в Европе, и в Америке, но кроме Австралии они дожили до наших дней только в Америке, где известно несколько видов опоссума. Материковый мост, по которому сумчатые перешли в Австралию, был разрушен до того, как в Старом Свете появились хищники и домашние животные. Вот почему они смогли без помех приспособиться к условиям жизни на новом месте. Некоторые, например кенгуру, стали степными или лесными жителями, другие, как барсуки, поселились в норах, третья группа облюбовала деревья; к ней, естественно, относится и коала. Как и все сумчатые, коала появляется на свет удивительно маленьким: длина около двух сантиметров, вес пять граммов. И, однако, сразу может без посторонней помощи перебраться в мамину сумку, где пять-шесть месяцев подряд непрерывно сосет молоко. По истечении этого времени он уже достигает семнадцати-восемнадцати сантиметров и начинает выглядывать из сумки. |