Мэлоун. Вот! Ни капли здравого смысла у тебя нет, Гектор. Благодарю вас,
мисс Робинсон.
Гектор. И я тоже. Вы очень добры. Мой отец этих вещей не понимает.
Мэлоун (в ярости сжимая кулаки). Гектор!..
Гектор (с непоколебимым моральным убеждением). Можете сердиться сколько
угодно. Чужое письмо, папа, есть чужое письмо; от этого не спрячешься.
Мэлоун (возвышая голос). Не смей отвечать мне, слышишь?
Вайолет. Тсс! Тише, ради бога. Сюда идут.
Отец и сын, вынужденные замолчать, молча обмениваются
свирепыми взглядами; в боковую калитку входят Тэннер и
Рэмсден, а за ними Октавиус и Энн.
Вайолет. Вы уже вернулись?
Тэннер. Альгамбра сегодня закрыта.
Вайолет. Какая досада.
Тэннер проходит дальше и оказывается между Гектором и
пожилым незнакомцем, которые, по всей видимости,
недалеки от того, чтобы вцепиться друг в друга. Он
переводит глаза с одного на другого, ища объяснения. Они
сумрачно избегают его взгляда, внутренне кипя от гнева.
Рэмсден. Вайолет, разве можно с головной болью выходить на солнцепек?
Тэннер. А вы, видно, тоже выздоровели Мэлоун?
Вайолет. Ах, что это я! Ведь здесь не все знакомы. Мистер Мэлоун,
представьте же вашего отца.
Гектор (со стойкостью римлянина). Нет. Он больше не отец мне.
Мэлоун (возмущенно). Ах, вот как! Ты отказываешься от родного отца перед
своими английскими друзьями!
Вайолет. Ради бога, только без сцен.
Энн и Октавиус, замешкавшиеся у калитки, обмениваются
удивленными взглядами и потихоньку поднимаются к
цветнику, откуда они могут, оставаясь в стороне,
наслаждаться скандалом. Проходя мимо, Энн молча строит
сочувственную гримасу Вайолет, которая стоит спиной к
садовому столу и с бессильной досадой слушает, как ее
супруг уносится в заоблачные выси этики без малейшей
оглядки на миллионы старика.
Гектор. Мне очень жаль, мисс Робинсон, но это для меня вопрос принципа. Я -
сын, и, смею сказать, довольно почтительный сын; но прежде всего я -
Человек!!! И если папе угодно обращаться с моими письмами так, как
будто они адресованы ему, и потом еще заявлять, что я не посмею
жениться на вас, даже если вы удостоите и осчастливите меня согласием,
- мне остается только одно: отвернуться и идти своей дорогой. |