|
В нем воплотилась смерть. И та же смерть смотрит на меня иногда из погасших глаз душевнобольных, живая смерть, пожалуй, еще более загадочная и непостижимая, чем другая, безмолвствующая. Только у Изабеллы это иначе. x x x Я вижу, как она идет по аллее, ведущей к женскому флигелю. Желтое платье из шелка раскачивается, словно колокол, вокруг ее ног, в руке она держит соломенную шляпу с плоской тульей и широкими полями. Я встаю и иду к ней навстречу. Лицо у нее худое, и на нем выделяются только глаза и рот. Глаза серо-зеленые, очень прозрачные, а губы темно-алые, словно она чахоточная или густо их накрасила. Но глаза ее могут вдруг стать плоскими, тускло-серыми и маленькими, а губы -- тонким и горестно поджатыми, как у старой девы, которая так и не вышла замуж. Когда она такая, она -- Женни, недоверчивая и несимпатичная особа, которой никак не угодишь, а когда она другая -- это Изабелла. Оба образа -- иллюзия, в действительности ее зовут Женевьевой Терговен, и у нее болезнь, носящая некрасивое и несколько фантастическое название -- шизофрения; при ней происходит раздвоение сознания, раздвоение личности, и поэтому Женевьева -- то Изабелла, то Женни, всегда кто-нибудь другой, а не она сама. Женевьева -- одна из самых молодых в этой больнице. Говорят, ее мать живет в Эльзасе, довольно богата, но мало интересуется дочерью, -- по крайней мере, я ни разу ее здесь не видел, с тех пор как познакомился с Женевьевой, а это было уже полтора месяца назад. Сегодня она -- Изабелла, я это сразу вижу. Тогда она живет в призрачном мире, не имеющем ничего общего с действительностью, он легок и невесом, и я бы не удивился, если бы порхающие повсюду лимонного цвета бабочки вдруг опустились, играя, к ней на плечи. -- Как хорошо, что ты опять здесь! -- говорит она, и лицо ее сияет. -- Где ты пропадал столько времени? Когда она -- Изабелла, она называет меня на "ты". Тут нет никакого особого отличия: Изабелла тогда говорит "ты" всем на свете. -- Где ты был? -- спрашивает она еще раз. Я делаю жест в сторону ворот. -- Где-то там, за стеной... Она смотрит на меня испытующе. -- За стеной? Зачем? Ты там что-нибудь ищешь? -- Наверное, но если бы я хоть знал что! Она смеется. -- Брось, Рольф! Сколько ни ищи, ничего не найдешь! При имени "Рольф" я вздрагиваю. К сожалению, Изабелла частенько меня так называет. Ведь она и себя и меня принимает за кого-то другого, притом не всегда за одно и то же лицо. То я Рольф, то Рудольф, а однажды появился еще какой-то Рауль. Рольф -- это, видимо, некий скучный покровитель, я терпеть его не могу; Рауль -- что-то вроде соблазнителя; но больше всего я люблю, когда она называет меня Рудольфом, -- тогда она становится мечтательной и влюбленной. Мое настоящее имя -- Людвиг Бодмер -- она игнорирует. Я ей часто повторяю его, но она просто не желает считаться с ним. В первое время вся эта путаница сбивала меня с толку, но теперь я привык. |
